Прокурор дьявола. Жатва - Майя Астахова Страница 69

— И что? — Марина все еще не могла понять, куда он клонит.

— Садимся в поезд, — буркнул он. — Там посмотрим…

А когда двери захлопнулись, он пробормотал:

— А этим тварям — не жить.

И вдруг Марина поняла, с кем она ездила на машине на работу и обратно, с кем рядом она стояла у Новой Голландии. Ужасная догадка высветилась в голове, словно ярко-синяя молния.

Убийца — маг. Сильный маг. Один из лучших в городе.

— Я должен их остановить, — спокойно сказал он, перекрикивая шум колес. — Не бойся, все будет хорошо… — он с тревогой посмотрел на нее. — Главное — не бойся сейчас.

И Марина поняла — по этому взгляду, по его тону, — что перед ней — оборотень, хищник, кто угодно — но не сумасшедший маньяк. Этот парень отлично знал, что он делает.

Народу в вагоне было немного, и это, пожалуй, могло бы обрадовать. Но девушка предпочла бы, чтобы здесь не было никого вообще — кроме гогочущей троицы, ее и Сергея.

— Ты хочешь помочь выставить людей? — спросил он. — Не надо, все будет гораздо быстрее… Они ничего не поймут — по крайней мере, сразу.

И в этот момент в вагоне погас свет.

Марина невольно схватила Сергея за руку, и так и стояла — пока не раздался какой-то резкий удар, звон выбитого стекла, и чей-то жуткий, но моментально оборвавшийся вой, который перекрыл шум колес. Что-то тяжелое просвистело мимо — и тут же все успокоилось.

Свет загорелся.

Зрелище, которое предстало перед пассажирами, оказалось все той же троицей. Только парни теперь не гоготали. Вообще было трудно понять, кто и где находится. Точнее, что и кому принадлежит. Расквашенные головы и тела — вот что увидели пассажиры. Больше никого не задело, даже случайно.

Марина невольно отступила назад, когда поезд резко дернулся, и по вагону потекла струйка крови.

В конце вагона завопила какая-то женщина, но Марина не слушала и не слышала никого.

— Ты? — спросила она Сергея.

Тот лишь кивнул.

— Но это значит… — он мог разобрать ее слова лишь по губам, она говорила шепотом.

— Значит, Марина, — серьезно ответил он. — Сейчас поезд остановится — давай пройдем наверх, не хочу быть свидетелем. Да и тебе надо на свежий воздух.

Девушка молча подчинилась ему.

— Пошли в парк, — сказал он, когда они поднялись наверх. Милиционеры поторапливали пассажиров — станцию закрыли на некоторое время. Однако Сергея и Марину никто не остановил.

— Ты бледная, как мел. Будто мертвецов никогда прежде не видела. Значит, ты убивал всех тех…

— Именно я, — совершенно спокойно согласился Казарский. — Если ты думаешь, что я убил и важную свидетельницу по имени Моргана, ты сильно ошибаешься. Она жива и здорова, хотя еще чуть-чуть — и ты бы до меня самостоятельно добралась. Вон тут летняя кафешка, давай-ка кофе или чего-нибудь покрепче…

Марина молчала, пытаясь справиться с собой.

Наконец, когда она выпила рюмку коньяка, мысли потихоньку приняли хоть какое-то направление — верное или нет, она не задумывалась.

— Ты не думай, я не стану никому сообщать… — начала она.

— А ты смелая, — сказал Сергей. — Я думал, ты попытаешься бежать. Я бы не стал гнаться…

— Нет. Я совсем не про то… — девушка попыталась собраться с мыслями, но смогла спросить лишь одно: — А что это было?

— Мгновенное погружение на кромку. А потом — мгновенное выныривание. А с тварями метро у меня вполне добрые отношения. Это их работа.

Марина молча пила кофе.

— Но зачем? — спросила она.

— А затем. Пока дело дойдет до суда, они еще сотню-другую на наркотики подсадят. Увидишь еще, в газетах сообщат, какая при них была доза! Непростые ребятишки, очень непростые. Но они больше не будут. Без всякого суда и следствия. Может, им даже повезло. На зоне они бы умерли медленно и мучительно, а здесь — раз и нет!

— Ты и вправду убил остальных?

— Я же сказал — да. Кроме трех дел все — мои. А вот уж апельсинчики — это, простите, не мой почерк.

— Но почему?

— Ну кто-то же должен карать за то, что творили мои подопечные! А творили они немало, уверяю тебя! Один Могильный чего стоит — со своими предложениями воскрешать жертвы терактов. Знаешь, за такое ему подошла бы любая казнь. Глумись, но не над этим!

— А почему именно ты?

— Но я же объясняю — кто-то должен делать этот мир лучше. Вот эти детки — они уже никого не подсадят на иглу. А конкуренты Могильного поймут, чем окончится «большой обтряс» денег, и снова станут лечить понос и золотуху — глупо, но безвредно. И смерть реаниматора-взяточника заставит кое-кого подумать. А кто-то после этого останется жив, а кто-то — не увязнет по уши в долгах. Разве нормальная жизнь приличных людей — это не цель, ради которой можно убить всякую грязь?

— Но ты делаешь это с удовольствием!

— А почему бы и нет? Что это за кот, который душит крыс без удовольствия? Что это за солдат, который воюет без удовольствия? Заметь — солдат убивает простых крестьянских парней, таких же, как он сам. Крыса не виновата в том, что она — крыса. Но я не убил ни одного невиновного…

— Только пассажиров сейчас насмерть перепугал…

— И что поделать? Нужно было убрать их любой ценой.

— А если они не…

— А если не — я сам приеду на следующий день в Лозанну и буду осужден Посредниками. Только они, эти три типа — очень даже да: вид наркодилер обыкновенный.

— И что ты собираешься делать?

— Сейчас видно будет. Думаю, не только ты встала на мой след. Так что спасибо тебе за прогулку по городу, смелый оперативник Марина Крутицкая.

Он замолчал, отхлебнул кофе из чашки.

— Ладно, у меня здесь, неподалеку припаркована машина. Там — мои записки, досье и все подобное. Вот отдам — а там видно будет…

Впрочем, все произошло быстрее, чем он думал.

* * *

Рэкки взял в руки пакет. Хмыкнул, разобрав чей-то знакомый почерк.

Ну-ну, приехали. Нам теперь подследственные, которые ударились в бега, письма пишут. Или, может быть, это все-таки серый порошок, похожий на споры какой-нибудь заразы?

В пакете оказался не порошок — оттуда выпало довольно объемистое письмо. Рэкки осторожно взял в руки бумагу и углубился в чтение.

Вначале он просто ничего не понял. Перечел еще. Подробности. Здесь было слишком много подробностей, о которых Ян никак не мог знать — если только не общался… Но такого же просто не может быть! Это сплошная чушь!

Он закурил, подумал некоторое время. Затем решительно убрал письмо — не хватало только, чтобы кто-нибудь увидел на его столе эту пакость.