Артефакт - Дмитрий Иванов Страница 69

Мы проскочили Марата до самой Разъезжей без каких-либо новых приключений. Здесь я попросил Кеглю свернуть. У Пяти углов Виталик притормозил:

– Куда дальше? – спросил он.

– Все, приехали, – сказал я и обернулся к Юлии: она молча открыла дверцу и выбралась из машины.

– Сейчас вернусь, – прихватив на всякий случай автомат, я последовал за девушкой.

– У тебя хороший друг… – сказала Юля, когда мы зашли в подворотню. – Он тоже приезжий?

– Приезжий?.. – удивился я, но тут же вспомнил про свою местную легенду. – Нет… Он здешний… Но парень неплохой, ты права.

Юля остановилась:

– А он знает, что у тебя бывают эти приступы?

– Конечно, – пожал я плечами: мне даже не пришлось лгать – нужно было всего лишь воспринимать ее слова метафорически.

– Значит, если это случится, он за тобой присмотрит, не бросит тебя?

– Скорее наоборот, – беспечно усмехнулся я, прокрутив метафорическую ситуацию в голове, но не успев сообразить, куда она клонит.

– Не оставляйте меня… – мгновенно воспользовалась моей беспечностью Юлия. И у нее снова был тот же взгляд, который уже заставил меня однажды убить… Похоже, я опять ухитрился внушить ей какие-то надежды. Ее не пугало даже мое предполагаемое сумасшествие… если, конечно, друг за мной присмотрит… Впрочем, это была уже не первая девушка, готовая мириться с моим безумием. Только теперь мое безумие, пожалуй, выглядело детским лепетом по сравнению с безумием этого мира.

С мучительной гримасой на лице я покачал головой: она совершенно не понимала, о чем просила.

– Я хорошо стреляю, ты же видел, – сказала Юлия, пронзительно глядя на меня своими запавшими глазами, – и я врач… Поговори со своим другом…

«А почему, собственно, нет?» – подумал вдруг я. С чего это я так зациклился на собственной персоне? Чем этот Кегля хуже меня? И если он не сумеет «присмотреть» за мной, то уж за девушкой-то присмотреть сможет…

– Идем, – сказал я, поворачивая назад.

Виталик послушно дожидался меня. Он флегматично курил, выпуская дым в приоткрытую форточку. Сидя в только что угнанном пятнистом «Хаммере», в своей новенькой пятнистой униформе, с автоматом наперевес, смотрелся он вполне органично и, кажется, вовсе не нервничал. Я просто залюбовался своим уверенным другом…

Двое коренастых бородачей прошмыгнули мимо «Хаммера», плотоядно косясь на Кеглю: он даже не удостоил их взглядом, хотя вид у них был довольно хищный. Надеюсь, Кегля трезво оценивал свои возможности…

– Надо поговорить, Виталик, – сказал я, подойдя к водительской дверце.

Он посмотрел на меня прищурившись, потом перевел взгляд на Юлию, и я увидел, как вдруг сузились его зрачки. Не знаю, что его насторожило, но, кажется, притворяться дальше нужды уже не было.

– Не дергайся, – предупредил я, слегка тронув свой автомат. – Я не собираюсь с тобой воевать.

Он усмехнулся:

– Не держишь зла?

– Вы нашли второй медальон?

Некоторое время он смотрел на меня молча, вероятно, размышлял – имеет ли смысл откровенничать, потом порылся в кармане куртки и, вытащив связку ключей, потряс ею в окно машины: медальон – точная копия моего – болтался на этой связке.

– Не собираешься со мной воевать?.. – снова усмехнулся он.

– Зачем?

– Зачем?.. – подавшись вперед, Кегля слегка высунулся в окно, испытующе заглядывая мне в глаза. – А ты не в курсе?

– Нет…

– Останется только один… – нарочито мягко и даже как-то нараспев произнес он, улыбнувшись во всю ширь. И я заметил, что ствол автомата Кегли медленно опускается, норовя, как и его приветливый хозяин, заглянуть мне прямо в глаза. Я отскочил. Конечно, в данной ситуации я сам добивался доверительных отношений, но все же не был готов довериться «местному» другу до такой степени…

Виталик задорно рассмеялся:

– Это неизбежно, Валя. Тебе придется смириться…

Похоже, здешний Кегля не боялся ни меня, ни смерти, ни черта в ступе… Надо сказать, такого разнузданно бесстрашного Виталика я раньше и вообразить себе не мог, и эта дерзость вызывала определенное уважение.

– Нельзя ли поподробнее? – спросил я.

– Какие еще подробности тебе нужны?.. Иначе все бы просто остановилось, разве это не ясно? Нам нечего было бы делать. Это такая игра, ты еще не понял?

– Нет… – покачал головой я.

– Жизнь – игра, это еще Шекспир заметил… – насмешливо пояснил Кегля, и в его голосе я вдруг уловил какую-то наивную, буквально детскую интонацию. Или мне это только почудилось?..

– Шекспир… – нахмурился я. – И ты хочешь в этой игре выиграть?

– А иначе, какой смысл?

На подобный вопрос я не был готов ответить… Но и играть в такую жизнь мне совсем не хотелось. Пожалуй, я даже не был уверен, хочется ли мне вообще жить, учитывая обстоятельства…

– Я не хочу играть с тобой в эту игру, Кегля, – вздохнул я. – И не жизнь – игра, а война твоя – игра… Ты ведь не совсем тут рехнулся, у тебя же иммунитет есть, разве не так?.. У нас у всех иммунитет.

– А у тебя-то от чего иммунитет? – с невинным видом поинтересовался Виталик. – Не от морали, случайно?

– От морали? – недоуменно переспросил я…

И тут же, как ушат холодной воды, на меня обрушилось понимание. А он, кажется, прав… Я ведь даже себе объяснить не смог бы, почему, к примеру, убивать нельзя, особенно за дело, если естественный ход событий всегда доказывал обратное, и вполне убедительно. Реальность упорно игнорировала христианские заповеди… И от чего это я такой белый и пушистый, по сравнению с собственными двойниками, при всем нашем завидном иммунитете?

– Ты-то у нас из какой стихии? – уже издевательски допытывался Кегля. – Из ветреной?

– Я понимаю, что это давит, – угрюмо подтвердил я. – Но кое-что я знаю наверняка… Сам по себе… Всегда знал…

Виталик снова беззаботно расхохотался:

– А помнишь того мальчишку?.. Ведь он был прав, ты же сам это признавал. Забыл?..

Я вздрогнул: про того мальчишку я тут никому не рассказывал, а уж тем более этому раздолбаю Кегле… Если он, конечно, имел в виду именно того мальчишку… Еще бы я не помнил – этот мальчишка перевернул всю мою жизнь…

Да, там, в Сомали, я подстрелил ребенка… Хотя не совсем так… Говоря формально, я подстрелил снайпера, и никто меня за это не осуждал. Но снайпер оказался обычным мальчишкой, лет десяти. Он был еще жив, когда мы отыскали его внизу, в кустах, куда он свалился. Ранение было жуткое. Он умер у меня на руках. И я видел его глаза – глаза уходящего из жизни мальчишки. Эти глаза дочиста выжгли из меня те жалкие ошметки романтики, которые во мне еще тогда оставались.