Очевидец - Сергей Чекмаев Страница 69

От комнаты уже почти ничего не осталось. Небольшой пятачок вокруг кровати – и всё. А дальше – глухая, непроницаемая тьма, НИЧТО.

Ян вмиг пришел в себя, зрачки расширились от изумления. Он пытался что-то сказать, но голос отказывался повиноваться. Тогда Ян вытащил из кармана вечный «зиппо», чиркнул колесиком. Дрожащий огонек осветил лишь белоснежную чистоту простыней, сантиметров двадцать пола, часть прикроватной тумбочки, словно бы утонувшей в беспросветной чернильной жиже. Ян вскрикнул, зажигалка выпала из ослабевшей руки и погасла.

Тьма приблизилась.

Показалось? Или… правда. Нет, точно! Она надвигается… Всё ближе, ближе… Ян закричал, захлебываясь слезами, и неудержимо обмочился. Он попытался отползти назад, прочь от надвигающейся тьмы, но тут же уперся спиной в изголовье кровати.

– А а а, не-е е т!!!

Черт, где он? Ну же! Где?

Репортер отвернулся, сглотнул слюну. Заметно было, что ему нелегко говорить:

– И часто у вас такое?

– Каждый раз.

– Не может быть! Вы что, хотите сказать – девятнадцать осужденных покончили жизнь самоубийством?

– Да. Вы всё видели сами.

– Но это же… это возвращение старых методов! Смертная казнь…

– Не перегибайте! – жестко оборвал репортера директор. – Федерация – гуманное государство и убивать своих граждан не в ее традициях, у нас тут не Третий рейх! Так что поаккуратнее с заявлениями.

– Извините, господин директор… простите, я… наверное, это подействовало на меня сильнее, чем я думал. Но что выдать в эфир? Мы же не можем показать вот эту, – репортер судорожно кивнул на монитор, где в бесконечном повторе всё резал и резал себе горло Ян Горовитц, – запись!

– Не можете. Покажите его метания первых двух дней, прокомментируйте за кадром – совесть, раскаяние, всё такое… Потом – дайте крупный план тела под белой простыней, окровавленный нож, думаю, это смогут вынести даже самые слабонервные зрители. Ну, и вывод. Так, чтобы даже самому тупому обывателю всё стало понятно. Преступник, мол, наедине с самим собой, со своей совестью не выдержал груза раскаяния, и осудил себя. Не мне вас учить. – Директор нажал кнопку на переговорнике. – Ивар? Наш гость уходит, проводи его, пожалуйста.

* * *

Дверь за репортером захлопнулась. Директор смог, наконец, убрать с лица суровое выражение, чуть улыбнуться: всё вышло очень даже неплохо. Он откинул панель, набрал номер и личный код.

– Лаборатория криминальной медицины? Купера, пожалуйста. Джей? Да, я. Ну, ты знаешь, зачем я звоню. Именно так. Отлично, просто отлично работает, на все сто. И очень эффектно действует на публику – этот «нюхач» с головидения ушел на негнущихся ногах. Так что передайте мое мнение – испытание образца номер двадцать три-икс дало положительный результат. Угу. Да, конечно, подпишу да еще дам самые лучшие рекомендации. Эта ваша депрессирующая добавка к воздушной смеси – идеальное решение. Подмешивать препараты в пищу, как раньше – слишком сложно, да и преступник может отказаться от еды по тем или иным причинам. Ну, ты помнишь, как это было – один не любил сублиматы, у второго пропал аппетит и всё такое… А ведь дозировки препарата были строго рассчитаны… Да, именно… Концентрация в крови должна постепенно повышаться. Капризы осужденных ломали все схемы, приходилось всё менять, заново проводить расчеты. А теперь… – Директор одобряюще хмыкнул. – Еще раз повторюсь – просто идеальная схема, Джей. И трех суток не прошло… Да. Хорошо. Увидимся.

Директор Управления наказаний убрал в паз панель переговорника и, прокрутив назад запись, снова пристально вгляделся в лицо Горовитца. Увеличил кадр. Осужденному оставалось жить не более минуты, черты исказил неподдельный страх, лоб покрыт испариной.

«Всё правильно, конечно. Преступник должен быть наказан. Пожизненная изоляция – гуманная мера и всё такое, вот только наши умники как-то не учли, что Изолятор – штука недешевая, да и кормить-поить десятки, а через несколько лет – дайте только срок, – сотни осужденных до скончания века никому не интересно. Бюджет не выдержит, да и Изоляторов на всех не хватит. Этот вот из бывшего противоатомного убежища переделан, еще два таких же ждут своего часа, а потом… И вообще – не совсем разумно оставлять жизнь опасному преступнику. Пусть даже и в Изоляторе. Победят через четыре года на выборах социалисты, да и объявят на радостях амнистию… Всякое бывает. Вот и приходится искать пути… да-а… Теперь уже можно признать: удачные… В итоге – этот «нюхач» с Ай-Джи-Ви через день-другой выдаст отличный материал: преступник покончил с собой – казнен без помощи палача!»

Кадр за кадром: вот Горовитц беззвучно закричал, заметался на скомканных простынях, обмочился, вот рука зашарила в изголовье, лихорадочно перебирая предметы. Книга, небольшой фонарик, пустая чашка, расческа… Наконец пальцы сомкнулись на рукоятке ножа…

«Интересно, что же такое он увидел перед смертью? Что его так напугало? Если б знать… Изолятор увешан биодатчиками, мы снимаем все параметры, а во сне даже и эхограмму, но так и не знаем. Депрессанты Джея отрезают мозг преступника от внешнего мира, вынуждают его достраивать реальность на основе собственных представлений, фантазий… да еще и по памяти, которая слабеет с каждой минутой… Наверное, это страшно – выдуманная реальность… продукт чистой мысли, видения огороженного со всех сторон, запрятанного в непроницаемый футляр мозга. Иначе, почему все девятнадцать покончили с собой?

И все-таки: что они видят?»