Очень полезная книга - Юлия Федотова Страница 69

Труба имелась. И не одна. Штук двадцать минимум! Часть их украшала крышу, другие, затейливо изгибаясь, выползали из стен, некоторые были выведены прямо в окна, как во время войны или топливного кризиса. Одна торчала из куриного окорочка, от этого вся нога заметно прихрамывала. Еще одна — из земли рядом с замком, она напоминала перископ. Из каждой валил ярко-оранжевый дым, и замок казался не цитаделью правителя Безумных земель, а огромной фабрикой по производству чего-то ядовитого. Удивительно, как они в первый момент не заметили!

— Ну и что это может значить с точки зрения психологии? Я имею в виду, такое несметное количество труб? — осведомился Кьетт у Ивана. Но тот не смог дать ему внятного ответа, и нолькр остался недоволен. — Психология — очень мутная наука! — заявил он. — Больше при мне даже не упоминайте о ней! Не люблю!

— С нашим удовольствием! — обещал Иван, процитировав собственную бабушку, и нервно хихикнул. Его с утра не покидало ощущение, будто весь окружающий мир потихоньку сходит с ума, и их компания не является исключением.

За рядом отвратительных общественных зданий раскинулся квартал богатых частных особняков. Вот уж где хозяева расстарались, приложили фантазию, чтобы угодить своему безумному правителю! Жилища их были похожи на что угодно — гигантские пни, навозные кучи, огромные сахарницы, обрезки труб, скелеты животных и рыб, старые башмаки, опрокинутые телеги, перевернутые лодки, величавые парусники, тотемные столбы — но только не на жилые дома! Впрочем, многие владельцы не удержались от того, чтобы хоть в мелочах проявить собственные вкусы и предпочтения простых, психически здоровых обывателей. Поэтому уродливые перекошенные окна были завешены идиллическими шторками с кружевами; пред дверями, напоминающими то пещерные лазы, то оскалившиеся пасти, лежали самые банальные коврики с надписями типа «добро пожаловать»; палисадники, производившие впечатление изрытой окопами передовой, обрамлял мирный штакетник. Крыши самых невероятных форм имели вполне традиционный красный или темно-зеленый цвет, а опасно накренившиеся балконы украшали ящики с петунией, портулаком, маргаритками и прочей настурцией. При этом цветы решительно не желали замечать, что на дворе стоит морозная и вьюжная зима.

Трудно сказать, что думали обо всех этих несуразицах снурл с нолькром — впечатлениями они почему-то не делились, а в памяти у Ивана, как ни странно, всплыла картинка из детства. Читала ему баба Лиза сказку про то, как разная мелкая живность заселяла рукавицу, потерянную в лесу, а потом претендующий на жилплощадь медведь чуть всех не передавил. А на обложке была нарисована эта самая рукавичка, но с прорезанным оконцем, пристроенным крылечком и непременной трубой, торчащей из большого пальца… Так вот, если бы это импровизированное сказочное жилище воплотили в реальности этого мира, оно как нельзя лучше вписалось бы в городской ландшафт Зениары, все соседи завидовали бы!

В общем, ассоциация была приятной, и Иван решил для себя, что ему здесь нравится. И даже когда их обхамил пробегавший мимо синий кот в белом накрахмаленном жабо — обозвал «юными бездельниками и ротозеями», хотя это не они на него, а он сам на них налетел, Иван обижаться не стал, в отличие от Кьетта, который крикнул вослед коту: «А вы вообще животное!» Таким важным выглядел зверь, что обратиться к нему на «ты» нолькр как-то постеснялся.

Постепенно особняки были вытеснены более демократичными доходными домами в три-четыре и даже в пять этажей. Их архитектура была гораздо проще, без изысков. Но владельцы набирали очки расцветкой. Изощрялись, кто как мог, целые картины на стенах заказывали. Впрочем, Иван, привычный к наружной рекламе и граффити родного мира, ничего нового для себя не нашел, в отличие от спутников, которые охали и ахали, ругались или, наоборот, восхищались, в зависимости от сюжета, мастерства исполнения и собственных вкусовых предпочтений. Например, снурл был возмущен, увидев на одной из глухих торцевых стен чрезвычайно натуралистичное изображение дракона, взламывающего изнутри кирпичную кладку и рвущегося наружу из толщи стены.

— Это надо же придумать такое безобразие! В сумерках увидишь — не разберешь, что к чему, с ума сойти недолго от страха! Разве так можно!

— Конечно, можно! — возразил Кьетт. — Смотри, как красиво нарисовано! Дай бог, вернемся домой, я ночью на стене казармы так нарисую… Ну хоть ты ему скажи, скажи! Разве это не прекрасно?! — не встретив сочувствия у Влека, он стал искать его у Ивана.

— Обычно, — пожал плечами тот. — У нас тоже так рисуют. Только картины неподвижные, без магии, а принцип тот же.

— Правда?! Какая жалость, что я у вас не сходил погулять, в комнате провалялся! А что, ваши правители тоже на голову не здоровы?

— Да кто их разберет? — хмыкнул Иван. — Смотришь на них — вроде с виду ничего. А как выкинут что-нибудь эдакое, так и задумаешься, а все ли в порядке у них?

— Что выкинут? — полюбопытствовал Кьетт из вежливости, не очень-то его интересовали на самом деле чужие власти и политика вообще.

— Ну к примеру, переименуют милицию в полицию… — Неудачный был пример, Иван уже приготовился было расшифровывать значение слов, но в языке Кьетта, верно, нашлись аналоги — он не стал спрашивать: «Что это такое?» — а озадаченно спросил: «Зачем?»

— Да говорят, работают плохо, а если переименовать и сократить, то сразу заработают лучше!

— Ну да, — понимающе кивнул нолькр после минутного раздумья. — Искаженная логика! Магию практикуют… Но знаешь, скажу тебе честно: если у нас кого-нибудь переименовать, от этого лучше работать никто не станет, хоть ты тресни! А если и сократить вдобавок — то вообще наоборот! Никакая магия не поможет! Должно быть, у нас очень порочный, испорченный мир!.. А еще что? — Теперь он заинтересовался уже по-настоящему.

— Еще заставили все государство раньше вставать, перевели часы вперед… Вернее, запретили переводить назад… — вдаваться в подробности не хотелось. — Это длинная история с печальным концом. Короче, живем теперь с опережением астрономического графика. На небе полдень — у нас два часа пополудни!

Кьетт что-то прикинул в уме и округлил глаза.

— Но ведь это ужасно! Вот у нас в академии занятия начинаются в восемь утра. Но здание академии стоит на дворцовой площади, а курсантская казарма на северной окраине города — это час ходьбы. А там пока в умывалку попадешь, пока соберешься — это еще время… В полседьмого приходится вставать, а то и в шесть…

— Ну и у нас так же народ встает, — согласился Иван.

— Да! Но ведь у вас это на самом деле ЧЕТЫРЕ ЧАСА УТРА! Ночь, можно сказать! Спать-то когда?!

— Говорят, не имеет значения. Ведь ложишься тоже на два часа раньше.

— В восемь-девять вечера, если по-настоящему считать?! Ну-у не знаю! Может, у вас население привычное, а я лично так рано не засну! Я не курица!.. Нет, я понимаю, на передовой и не такое приходится терпеть — когда приткнешься, тогда и спишь, и радуешься. Но у вас-то войны нет? Тогда зачем такие мучения принимать?!

— А этого на самом деле вообще никто не понял.