Год зеро - Джефф Лонг Страница 69

10 августа

Руководители, едва попав в зал заседаний совета, принялись угощаться пончиками «Криспи крем» и разными сортами кофе «Старбакс», спеша воспользоваться еще сохранившимися привилегиями. Миранда заняла свое место за необъятным овальным столом рядом с начальниками других лабораторий: все ждали Кавендиша, который их срочно вызвал. Что случилось — никто не знал. Из его офиса поступил приказ: всем собраться через двадцать минут.

На стены торопливо пришпиливали карты и диаграммы. Синей пустотой светился большой экран видеопроектора. Миранда посмотрела в окно на маячивший вдалеке массив плато Пахарито — остатки огромного древнего вулкана, на котором другие, размером много меньше вулканы впоследствии проснулись, вскипели и умерли. Его геологическое происхождение легло в основание мифологии всего этого места: гигантская гора, породившая все малые горы, подобно Главной лаборатории, создавшей рой мелких, колоссальная мощь истории и науки, остывающей и обращающейся в камень.

Миранда обвела взглядом сидящих за столом: на лицах тоска и усталость. В глазах ни искорки надежды. Они не лезли с непрошеными советами, не обменивались злыми шутками, не задерживали друг друга для нудных излияний. Просто сидели и молча ждали, как люди, отдыхающие после долгого марш-броска. Бывший глава Отдела вирусных заболеваний в женевской штаб-квартире ВОЗ — Всемирной организации здравоохранения — поедал сладкие пончики рядом с изящным нигерийцем из английского Портон-Дауна [57], когда-то ведущей в Европе лаборатории диагностики вирусов. Экс-директор антверпенского Института тропической медицины сидел напротив бывшего директора гамбургского Института тропической медицины. Двойник Омара Шарифа, ученый из университета Ага-хана в Карачи, предпринимал невероятные усилия, чтобы не смотреть на грудастую блондинку из йоханнесбургского Института медицинских исследований. На улицах можно было слышать французский и хинди, русский и китайский, но лингва-франка [58]был здесь американский — не английский, но именно американский английский с его сленгом и лаконичным жаргоном летчиков-истребителей.

Кроме охотников за вирусами и медицинских ниндзя здесь был настоящий зверинец клонирования и биоинженерного искусства: «человек-мышь», «человек-корова», «леди-овца». Присутствовал даже специалист по снежному барсу, который провел долгие годы, меча в кошек усыпляющие стрелы и собирая их яйцеклетки и сперму, чтобы заморозить и хранить до тех времен, когда снежных барсов на земле не останется. Нынче же к вымирающим видам впору было причислять человека.

Дверь открылась. Появился Кавендиш — его вкатил собственный клон, высокий, импозантный. Лицом похожий на гнома Кавендиш казался усталым и измученным. Болезни высушили его, как веточку. Миранде в душе хотелось бы отыскать сострадание к нему, но она знала, что к себе Кавендиш жалости не питал. Как, впрочем, и ни к кому другому.

За ними следовал радостно-изумленный, весь какой-то помятый человек. Целую минуту Миранда вглядывалась в него, прежде чем узнала метеоролога из отдела атмосферных процессов. Он-то здесь зачем? Его отдел превратился во что-то вроде раритета. Кому теперь нужен прогноз на пять дней, а уж тем более — температура воздуха в Тимбукту? Глобальное потепление? Никого это уже не волновало.

Кавендиш тотчас набросился на них с привычной желчностью:

— Ходите по кругу. Я читаю это между строк отчетов ваших лабораторий. С чего начинали, к тому же возвращаетесь. В общем, хорошего мало.

— И вам — хорошего, доброго утра, — пробормотал кто-то едва слышно.

— Тем не менее открытие мы все же сделали, — продолжал Кавендиш. — Возможно, что-то оно да значит, а может быть, и нет. — Он сделал жест пальцем.

Синоптик выступил вперед. За его спиной ожил экран, явив спутниковое изображение Земли. Облака висели, как клочья ваты. Планета казалась такой безмятежной.

— Боб Мэплс, метеоролог, — представился он. С лица его не сходила ухмылка. — Я возглавляю группу «Рэд сервейленс».

Мэплс нажал кнопку пульта. Изображения планеты обрели цвета. Величественный голубой океан запестрел пятнами термальных зон. Континентальные массивы, потемнев, сделались едва видимыми, за исключением Северной Америки, сохранившей красные разливы и прожилки.

— Если вкратце, «Рэд сервейленс» отслеживает человеческий катаболизм в массовом масштабе, — начал Мэплс с церемонностью распорядителя похорон. — По сути, мы что-то вроде высокотехнологичного морга. Мы применяем методику ASTER, то есть отслеживаем при помощи усовершенствованного спутникового радиометра теплового излучения и отражения скопления газов, сопутствующих распаду. Красный — это псевдоцвет, которым мы условно обозначили в наших спектрограммах скопления аммиака, метана, сероводорода, углекислого газа и тому подобного.

Зашуршали бумаги. Ученые громко прочистили глотки. Все это знали. Прильнув к окулярам спутниковых приборов, специалисты ASTER сделались летописцами вымирания, документируя фактически последние вздохи мертвых и умирающих городов. Уже более двух лет они наблюдали ярко-красные цветы газа, распускающиеся, а затем исчезающие. Карта чумы, составленная Мирандой, была по сути компиляцией этих завитков, прошлых и нынешних.

Мэплс уловил нетерпение слушателей и поторопился перейти к сути:

— Несколько месяцев за пределами Северной Америки не наблюдалось значительных смертоносных «шлейфов». Все остальные континенты к концу марта «погасли». За океаном вымирание людей завершилось. Мы почти прекратили наблюдения, потому что объектов не осталось. — Налицо метеоролога вернулась ухмылка. — И вот сегодня, примерно в полдень, один из моих людей совершенно случайно запустил режим поиска, выставив фильтр на тепло примерно вдвое выше температуры окружающего воздуха. В это время он использовал метеоспутник Евросоюза. Как и большинство оставленных без присмотра спутников, этот сошел со своей орбиты, превратившись в космический мусор, вот-вот готовый рухнуть на Землю. Но вся оптика спутника — в рабочем состоянии, и так случилось, что она оказалась нацеленной на нужную точку в подходящее время. И вот что мы обнаружили.