Рыжая Соня и подземелье Пифона - Питер Нейл Страница 68

— Быть может,— не стал спорить Вожак.— Никто не знает, что нас ждет, и я не хочу, чтобы вы погибли просто так. К тому же все вы нужны мне здесь,— решился наконец он рассказать о том, чего говорить, вообще-то, не хотел.— Скорее всего, сразу по возвращении мы покинем Логово навсегда. Так что все слушайте и запоминайте.

— И помните,— добавила Соня, когда он умолк,— никто ничего не должен знать…

* * *

Оставшись в одиночестве, Халима вовсе не ощущала себя покинутой. Даже то, что не она будет руководить предстоящим походом, не слишком волновало ее, хотя, безусловно, это было весьма болезненным ударом по самолюбию. Однако у нее хватило благоразумия сдержать гнев и уехать в Усадьбу, и еще в дороге она поздравила себя с тем, что все так удачно получилось.

Все считают ее обиженной и поэтому стараются не только не потревожить, но и вообще не попадаться на глаза. На самом же деле она всего лишь получила полную свободу действий, наконец-то вырвавшись из-под опеки владычицы. Ведь как бы ни кичилась прежде Пифия своим умом, но действовать ей приходилось тайно, все мысли тщательно скрывать, а замыслы свои она не решалась доверять даже Кучулугу, в верности которого не сомневалась.

Зная, какой Халима обладает властью, все в Усадьбе подчинялись ей беспрекословно. Впрочем, никто не осмеливался перечить ей и в Логове, но зато здесь она впервые почувствовала себя настоящей владычицей. Она вдруг подумала: что бы ни говорил Вожак, а она может, не дожидаясь его появления, загнать всех в подземелье, и если кто хоть слово скажет поперек, то горько пожалеет. О боги, как ей хотелось именно этого: возможности безнаказанно вершить судьбы людей, посылать их на смерть и ни перед кем не отчитываться.

Ай, Север! Ай, умница!

Теперь, в который раз убедившись, как он ловок, умен, предусмотрителен и удачлив, она больше, чем когда бы то ни было, жаждала обладать им. Как хорошо он все продумал! Выбрался за стены Логова, якобы чтобы делать дело, а на самом деле просто для того, чтобы ни перед кем не держать ответа! Сам себе господин. А в Логове у него верные друзья… Чуть что, всегда подскажут, что вот это и это изменилось к худшему!

А она-то, дуреха, размечталась, решила, что все тщательно продумала Воспользовалась тем, что Вожак в отъезде, и захватила власть. А Север узнал обо всем, приехал и выставил ее перед владычицей полной дурой! И ведь ни слова упрека! «Мы виноваты!», «Мы не подумали»… Когда всем известно, что все распоряжения исходили от нее, Халимы! А ведь она заботилась не только о себе, но и о нем тоже.

Нет, теперь, когда к прежнему вкусу власти добавился аромат безответственности, она наконец-то поняла, что именно к этому стремилась всю жизнь… Да и вообще, стоит ли торопиться с уходом к Темному Властелину? Кто знает, что ее там ждет? Правда, Страннику она явно приглянулась — намек-то его был отнюдь не двусмысленным. А это вселяет надежду, что она займет место подле Темного Властелина, у самой вершины власти!

А у вершины ли? Ведь если Темный Властелин достиг ее, то что ему надо здесь, в мире людей? Может, существует нечто более грандиозное, чем его власть? Что она вообще знает о нем? Да, сила его велика, но не изгой ли он в своем мире? Пусть могущественный, честолюбивый, но пария?! Если так, лучше ей оставаться здесь. Правда, Тень говорил, что Хайбория катится к гибели, но кто знает, так ли оно на самом деле? Ей и самой частенько приходилось прибегать ко лжи, которую нельзя проверить…

Да, лучше ей не покидать этот мир. Занять место Разары… Если они сумеют отыскать трон

Крови, то нет ничего проще. Разара уедет в Похиолу, а она, Халима, останется властвовать здесь. И тут ее осенило… К Нергалу все! Да если она заполучит трон, то сама станет владычицей! Что бы там ни говорил Странник! И совсем ей не нужен весь мир — достаточно небольшой страны. Тогда и рабов хватит, и с жертвоприношениями трудностей не будет.

А для начала…

Для начала с нее достанет и власти над Севером! И над рыжей девкой! Она и сама не замечала, как мысли ее мечутся от одного к другому, перемешивая и жажду власти, и мечту о могуществе, и любовь к Северу, и ненависть к его подруге… «А вот после того как исполнятся два самых моих заветных желания,— продолжала рассуждать она,— вот тогда и настанет черед подумать о власти над прочими людишками. И действовать я буду как Вожак: окружу себя доносчиками, а остальных заставлю если не любить себя, так бояться!»

Придя к такому выводу, колдунья задумалась: так ли оно на самом деле? Только что в беседе со Странником она распространялась о ненависти, избегая упоминать о любви. А о ненависти Пифия знала много, и не понаслышке. Даже сейчас, когда она вспомнила о последнем разговоре в покоях владычицы, глаза ее загорелись хищным огнем, когда Халима представила, как истязает ненавистную шадизарку, лоскут за лоскутом снимая с нее белую нежную кожу… По полоске в день…

Странник кивнул тогда, вполне соглашаясь с ней, что победа над врагом — величайшая радость человека. Но вместе с тем высказал и еще одну мысль, показавшуюся колдунье совершенно неожиданной.

— Я понимаю твою ненависть,— сказал он тогда.— Точно так же слабые ненавидят свою слабость, сильные — силу. Чужую силу.

Эти слова против воли запали Пифии в душу, особенно потому что память с готовностью подбрасывала ей воспоминания, от которых, она знала это, ей никогда не избавиться. Одно злополучное столкновение с рыжей гадиной чего стоило, когда вся магия Халимы не смогла обеспечить ей победы. Обе ее силы — ненависть и колдовство — оказались бесполезными. Но оставалась еще третья сила, о которой она не говорила никому, но на которую в последнее время возлагала все больше надежд.

Халима возносила хвалу богам за то, что те наградили ее прекрасным ликом гирканской богини Гуяли и роскошным, сводящим с ума телом. Даже Север не мог не замечать ее прелестей.

«Богиня красоты, наделенная грацией дикой кошки и холодной душой паука»,— примерно так он отзывался о Пифии, и слова его оказались пророческими, потому что до конца Халима осознала свои возможности только сейчас. Она поняла, что ненависть только придает ей сил идти к цели, а колдовство — совсем не то оружие, которым стоит необдуманно пользоваться сейчас. Для него еще приспеет время, а теперь настала пора вспомнить о ее теле — сильном, горячем и таком желанном для многих… У редкого мужчины голос разума сильнее зова плоти… Как жаль, что она не поняла этого немного раньше!

Но кто сказал, что все потеряно? Гирканка давно усвоила правило, гласившее: не хочешь предательства, не доверяй никому,— и не нарушала его. И только теперь в ее памяти всплыла фраза, сказанная когда-то Вожаком, которую неплохо было бы тоже принять как еще одно правило: для твердой воли нет преград.

«Как интересно,— подумала она.— Совет Севера поможет мне подчинить его самого!»

Так или примерно так рассуждала прекрасная гирканка, которой казалось, что только теперь она до конца осознала себя и свое предназначение.

Ее всегда влекли только разрушения и смерть. Она неустанно работала над собой, и все чаще ей удавалось, оставаясь внешне спокойной, точно гладь речного пруда, сохранять в душе пламя необузданной страсти, способное, вырвавшись, заживо сжечь любого.