Чужая корона - Сергей Булыга Страница 68

Вдоволь насмотревшись на мою крайнюю растерянность, Скиндер-паша сказал:

— Больше всех в этой истории виноват, наверное, сам я, почтенный Гюрги. Но, с другой стороны, я не имел никакого злого умысла. Я ведь просто хотел дать нашему делу хоть некоторую видимость законности, потому и указал в письме имя твоего брата, никак не замешанного в подлых делишках беспутной и злобной Селитьбы. Вот шайтан и не преминул воспользоваться этой моей досадной оплошностью. Но ничего! На третий раз я буду умнее. Я теперь не пожалею никаких денег и с самого начала поведу дело самым надежным, самым скрытным способом. Правда, теперь это нам обойдется не в одну, а в три тысячи дукатов. Ты согласен?

Что я мог ему на это ответить? Да я дал бы ему еще втрое больше, у меня была такая возможность, лишь бы только мой брат Михал был жив. И чтобы он еще узнал, где я теперь нахожусь. Тогда бы он не только выкупил меня, но и примерно проучил бы этого безмозглого, патологически алчного Скиндер-пашу! Вот что я тогда думал. Я тогда думал и еще о многом и многом другом. Но сказал я очень кратко:

— Хорошо. Пусть твои люди принесут мне перо и бумагу.

Что и было сделано. Я написал еще одно письмо и указал в нем требуемую сумму. Скиндер забрал письмо и ушел. А я лег на ковер, закрыл глаза и принялся ждать, когда же мне приснится Цмок. Я горел нетерпением поскорее переговорить с ним начистоту.

Но Цмок мне все не снился и не снился. И это продолжалось так долго, что даже теперь страшно вспомнить. А тогда я вообще весь извелся, стал крайне зол и раздражителен. Не было такого дня, чтобы я не кидался на касыбов. Скиндер-паша, подальше от греха, перестал водить ко мне своих гостей. Так прошла зима. Зимы там, кстати, теплые, снега почти не бывает.

Но это к делу не касается! Итак, прошла зима, а Цмок мне все не снился и не снился.

А потом вдруг было так. Мне снится, что я лежу где-то в кромешной тьме и жуткой тесноте, на соломе, мне душно, я задыхаюсь, я сплю, а мне опять ничего не снится, но и проснуться я тоже не могу, и понимаю: я сейчас умру.

Вдруг кто-то начинает трясти меня за плечо и приговаривать:

— Не спи, а не то угоришь. Не спи, не спи, просыпайся!

Я понимаю, это голос Цмока, мне нужно немедленно проснуться — а я не могу! А может, я и не сплю, а здесь просто так темно, что я и с открытыми глазами ровным счетом ничего не вижу?

А Цмок меня трясет, трясет и приговаривает, пытается меня разбудить…

Тут я наконец набрался сил, перевернулся на бок, а то я раньше лежал на спине, уперся руками в лежанку и сел. Смотрю — точно, кругом очень темно, но все- таки мне кое-что видно. Так, наверное, звери видят в ночи. А вижу я вот что: я в какой-то норе, со стен и с потолка коренья свисают, сам я сижу на соломенной подстилке, а напротив меня, у противоположной стены, но это рядом, руку протяни и достанешь, на корточках сидит Цмок. Он без шапки, в каких-то обносках, сам страшно волосатый, чернорожий, на человека почти не похож… Да и глаза у него как-то совсем не по-человечески светятся, и зубы по-волчьи сверкают…

Но говорит он как всегда миролюбиво:

— Вот, это хорошо, что ты проснулся. А то я думал, точно угоришь.

Я молчу, смотрю по сторонам. Э, думаю, да это же я к нему в нору попал, вот, значит, какая у меня будет смерть.

А он говорит:

— Ты, говорят, меня давно ищешь.

— Давно, — я отвечаю.

— Это, — он говорит, — хорошо, что давно. Значит, я крепко спал. А теперь зима кончилась, вот я и проснулся. Сил набрался. И проголодался.

Тут он засмеялся. Ага, я думаю, вот я зачем тебе был нужен. Ты сейчас меня сожрешь.

А он, как будто мои мысли прочитал, говорит:

— Зачем ты мне? Ты мне не нужен. Я тебя не искал. А ты зачем ко мне пришел?

— Поговорить с тобой хочу.

— Говори.

Вот я и спрашиваю:

— Что с моим братом? Он жив?

Цмок подумал, отвечает:

— Нет, не жив. Чего еще хочешь спросить?

Я спросил не сразу, я долго молчал. Потом говорю:

— Это ты, гад, его сожрал?

Он усмехнулся, отвечает:

— Ат, Юрий, придержи язык! Спроси еще раз, как положено.

Ну что ты будешь с гадом спорить? Я собрался с духом, опять говорю:

— Я слышал, что мой брат погиб. Как это было?

— Погиб на охоте.

— Как это было?!

— Долго будет рассказывать.

Ясно, гад, думаю, ты его и убил, а теперь ни за что в этом не признаешься.

Он засмеялся, говорит:

— Нет, я его не убивал. Он сам себя убил. Но могу тебя успокоить, пан Юрий: он умер достойно, это раз, а во-вторых, он при этом на меня зла не держал.

Я ему:

— Поклянись!

Он зло на меня зыркнул, глазами сверкнул, а потом говорит:

— Ат, что я говорил: не люди вы, а мухи! И мухам клянись! Слушай, что тебе было сказано, а в большее не лезь, не твоего это ума дело!

Ладно, думаю, нынче сила на твоей стороне, но не всегда так будет, ох, не всегда!

Он усмехнулся.

Я, помолчавши, говорю:

— Ладно, пусть будет так, как ты сказал. А отец мой жив?

— Отец жив. А вот Цимох, ваш полесовщик, нет. Его, за Михала, твой отец и убил. Твой отец посчитал, что это Цимох во всем и виноват. Чего еще хочешь спросить?

Я тогда говорю:

— Хочу еще про Скиндера узнать.

— Про кого? — он удивляется.

— Про Скиндер-пашу, назира из Ырзюм-Кале, из Златоградья. Он говорит, что был у нас в плену. Это правда или нет?

Цмок задумался, долго молчал, потом отвечает:

— Может, правда, а может, и нет. Разве вас всех, мух, упомнишь? Да и что ты ко мне с вопросами пристал, ты что, пан судья?! Ложись вон, спи, тебе еще нескоро отсюда выбраться!

Тут он схватил меня за плечи, повалил на лежанку, встряхнул как куклу раз, встряхнул другой, глаза у меня сами собой закрылись, и я заснул.

Когда я проснулся, то перепуганные касыбы сказали, что я беспробудно проспал двое суток подряд, их хозяин уже начал волноваться. Я поднял голову и посмотрел на его балкон. И точно, Скиндер-паша смотрел оттуда на меня. Он улыбался. А вот я улыбаться ему не стал.

И, как всегда, оказался прав. Через неделю он пришел ко мне и сказал, что получение выкупа снова откладывается. На этот раз дело якобы было в том, что одного из наших посыльных перехватили уже на самой Крайской границе и чуть было не отняли у него письмо, но, слава Создателю, посыльный в последний момент успел его уничтожить. Так что, закончил свою речь Скиндер-паша, падишахские собаки остались ни с чем, а у нас потери небольшие — нам только нужно составить новое письмо.