Жертва всесожжения - Лорел Гамильтон Страница 68

Если бы я знала, что ему сказать, я бы отослала леопардов имы бы побеседовали. Но накажи мена Бог, если я знала. Так, этот разговорподождет, пока я все не обдумаю. Даже лучше, что подождет. Я не думала,чувствую ли еще что-то к Ричарду, или он ко мне. Я спала с другим, любиладругого. Это очень усложняло дело. От этой мысли я улыбнулась и встряхнулаголовой.

– Что смешного? – спросил он, и в глазах его былиболь и вопрос.

– Смешного? Ничего, Ричард, абсолютно ничего.

И я побежала в ванную переодеваться. Это была самая большаяванная в доме, с утопленной в пол мраморной ванной. Не такой большой, как ваннаЖан-Клода в «Цирке», но близко к тому. В изголовье и в ногах ванны стояли белыесвечи – нетронутые, свежие, новые, ждущие наступления ночи. Он выбрал свечи сперечной мятой – ему нравились ароматические свечи со съедобным запахом.Фетишизм к еде сказывался.

К подсвечнику была приклеена еще одна открытка. На конвертеничего не было написано, но я ее развернула – считайте, что по интуиции.

В открытке говорилось: «Если бы мы были одни, mа petite, тызажгла бы их для меня на закате. И я пришел бы к тебе. Je reve de toi».Последняя фраза по-французски значила «Мечтаю о тебе». На этой открытке вообщене было подписи. Очень он был самоуверенный, Жан-Клод. Если ему верить, я былаединственной женщиной за четыреста лет, которая ему отказала. И то в концеконцов сдалась. Честно говоря, я рада была бы заполнить ванну, зажечь свечи иждать голая и мокрая, чтобы он пробудился от дневного забытья. Очень, очень этобыло бы заманчиво. Но у нас дом полон гостей, а если Ричард останется ночевать,то нам придется вести себя прилично. Если бы Ричард бросил меня ради другойженщины, я бы и вполовину так не переживала, как он, но все равно не могла быоставаться с ним в одном доме и слышать, как он занимается с ней любовью. Дажеу меня не хватило бы на это силы воли. И я никак не собиралась ставить Ричардав такое положение. По крайней мере намеренно.

Мне пришлось еще раз выйти из ванной в спальню. Во-первых, язабыла нормальный лифчик, а лифчики без бретелек не предназначены, чтобы носитьих так долго. Вторым делом я заменила схваченные впопыхах шорты на джинсы.

И каждый раз я чувствовала на себе взгляд Ричарда. Зейн иЧерри глядели на нас, как настороженные собаки, опасающиеся, что их сейчаспнут. Напряжение сгустилось в воздухе, хоть топор вешай, и леопарды это чуяли.Как будто Ричард очень сосредоточенно думал, и я его ощущала – давление,которое может закончиться нотацией или перебранкой.

В конце концов я надела новые джинсы того чудесноготемно-синего цвета, который никогда долго не держится, ярко-синий топ, белыеспортивные носки и белые кроссовки с черным верхом. Грязные шмотки я покидала вбак и сверху придавила платьем. Оно, конечно, было с маркировкой «только сухаячистка». «Файрстар» я заткнула за пояс джинсов. Была у меня для него внутренняякобура, но в спальне. Однако я могла вполне без нее обойтись, так что лишнийраз не надо было проходить мимо Ричарда. Я опасалась при этом, что искушаюсудьбу. Он в конце концов настоит на разговоре, а я к нему не готова. Может, кэтому конкретному разговору я вообще никогда не буду готова.

Чужое пальто с тяжелым браунингом в кармане я перекинулачерез руку. Автомат висел у меня на плече вместо сумочки. Когда спальняосвободится, я суну автомат в шкаф. Если у тебя так много заряженных стволов,вся штука в том, чтобы не оставлять их валяться где попало. Ликантропы классноумеют драться, но почти никто из них не знает, с какого конца стрелять из огнестрельногооружия. Лежащий просто так ствол чем-то соблазнителен, особенно если это такоекрутое оружие, как автомат. Он почти физически подмывает его взять,прицелиться, сделать бах-бах. И оружие либо нужно держать запертым иразряженным, либо носить с собой. Таковы правила. Нарушишь их – и тогдавосьмилетние детишки сносят головы своим маленьким сестренкам.

Я прошла в гостиную. Грегори на диване не оказалось. Ярешила, что его понесли в спальню, но пошла убедиться. Было бы чертовски глупопрошляпить Грегори и дать умыкнуть его из моего дома.

Черри и Ричард устраивали его в постель, Зейн им помогал.Грегори уже достаточно очнулся, чтобы стонать. Ричард увидел, как я заглядываюв дверь.

– Я просто проверяю, что Грегори уже лучше, –сказала я.

– Нет, ты проверяешь, не зацапали ли его плохиепарни, – ответил он.

Я опустила глаза, потом посмотрела на него:

– Да.

Может, мы бы сказали и больше, но Грегори проснулся, когдаего ноги стали укладывать на вытяжение. И застонал. У ликантропов лекарства изорганизма выводятся поразительно быстро. Черри набрала в шприц какую-топрозрачную жидкость, и я сбежала. Не люблю уколов. А на самом деле не хотеласлушать нравоучения Ричарда насчет пистолетов. То, что он ликантроп, не былонашей единственной трудностью. Ричард считал, что я слишком легко убиваю.Может, он и был прав, но я не раз спасала его шею, быстро спуская курок. А егощепетильность не раз ставила меня под удар.

Я вернулась на лестницу, тряся головой. И какая нам разница?Мы были во многом не согласны. Ничего бы не вышло. Да, мы хотели и даже любилидруг друга. Этого было мало. Если бы мы не смогли найти компромисса по всемостальным вопросам, разорвали бы в конце концов друг друга на части. И лучшерасстаться как можно менее болезненно.

Моя голова вполне соглашалась с такой логикой, но тело ейпротивилось.

Я пошла на кухню, учуяв запах кофе. Приятная была бы кухня,если бы я когда-нибудь готовила или принимала гостей. Шкафчики темного дерева,а между ними большой остров с крючками для кастрюль и сковород. У меня кухоннойутвари и припасов не хватило бы даже на один шкафчик, не то что на все этовеликолепие. Из всех помещений моего нового дома в этом я более всегочувствовала себя чужой. Очень уж оно было не таким, какое я бы сама выбрала.

Ронни и Луи сидели возле моего двухместного столика. Онстоял на возвышении в эркере. Место было предназначено для полномасштабногообеденного стола, и мой столик там смотрелся как временно исполняющийобязанности. Почти весь стол занимали цветы – еще одно дополнение.

Мне не надо было считать их, я и так знала, что там дюжинабелых роз и одна одинокая красная. Белые розы Жан-Клод посылал мне годами, нодаже с тех пор, как мы стали любовниками, тринадцатая появилась впервые.Красная, алая, островок страсти в море белой чистоты. Карточка при цветахотсутствовала, поскольку не была нужна.

Джемиль прислонился к стене неподалеку от Ронни и Луи иприхлебывал кофе из чашечки. Когда я вошла, он замолчал, из чего я сделалавывод, что он говорил обо мне. Быть может, и нет, но молчание повисло тяжелое,а Ронни очень тщательно старалась на меня не смотреть. Луи, наоборот, смотрелслишком пристально. Ага, Джемиль уже многое выболтал.

А что выболтал – мне даже знать не хотелось, пока не введу ворганизм кофеину.