«Варягъ» — победитель - Глеб Дойников Страница 68

Выход «Лены» был более коротким — всего неделю, но и более насыщенным. Она наткнулась на пару транспортов, перевозящих в Корею военные грузы. Увидев русский военно-морской флаг, капитаны транспортников рванули в разные стороны. Догнать удалось только один. На сигналы об остановке он не реагировал, холостые выстрелы так же были проигнорированы. Первая пара снарядов, легшая под носом у удирающего парохода, также его не остановила, пришлось открывать огонь на поражение. Тут-то и выяснилось, что для артиллеристов береговой обороны проведенных тренировок по стрельбе с корабля на ходу оказалось явно не достаточно. Несмотря на смехотворную дистанцию в восемь-десять кабельтовых, сближаться ближе командир «Лены» капитан второго ранга А. И. Берлинский посчитал опасным, из пяти снарядов в цель в лучшем случае попадал один. В результате часовой канонады транспорт наконец остановился, окутанный паром из пробитого котла. Но когда от «Лены» к нему направился паровой катер с досмотровой партией, его встретили плотным ружейным огнем. Учитывая наступающие сумерки, слабое действие пятидюймовых снарядов по транспорту водоизмещением в 6000 тонн, оказанное сопротивление и подозрительно быстро приближающиеся дымы на горизонте, решили потратить на транспорт торпеду. Второй транспорт Берлинский преследовать не решился. После этого «Лена» без проблем оторвалась в темноте от появившейся на горизонте «Сумы». Теоретически, последняя имела преимущество в ходе в один, а по паспорту и в два узла. Но ее командир резонно предпочел вместо погони в темноте с неясным результатом заняться спасением личного состава перевозимого тонущим транспортом «Китано-Мару» пехотного батальона. В результате обстрела и утопления транспорта японская армия потеряла порядка полутора сотен человек, и все имущество полка, включая лошадей, а также часть артиллерийских парков пехотной дивизии с боекомплектом. Еще более полутысячи человек было принято на борт «Сумы», которая на максимальной скорости направилась к корейскому побережью, перегруженная спасенными солдатами. Засветившись в Корейском проливе, командир «Лены» предпочел не искушать судьбу и вернуться во Владивосток, что было признано правильным Рудневым на разборе полетов.

Еще одним косвенным итогом действий крейсеров стала реакция британской биржи — Ллойд на всякий случай поднял ставки страховки для всех грузов, направляющихся в Японию.

Японцы в свою очередь решили снова разыграть минную карту. Четыре эскадренных миноносца, неся по четыре мины каждый, должны были скрытно ночью вывалить их на выходе из пролива Босфор Восточный. К изумлению командира отряда Мано, шедшего на головном «Сирануи», у Владивостока были зажжены все положенные по лоции маяки. Удивленно пожав плечами по поводу беспечности русских, он приказал штурману взять пеленги и определить местоположение отряда более точно. Поправка оказалась довольно существенной — судя по пеленгам на маяки, отряд находился на три мили дальше к востоку, чем предполагалось по счислению. Выговорив своему флаг-штурману, благодаря которому чуть не вывалили мины не там, где положено, командир отдал приказ положить руль лево на борт и следовать к уточненному месту постановки. Когда по штурманским расчетам до места сброса мин оставалось не более трех минут хода, сигнальщик истошно заголосил: «Буруны прямо по носу!!!». Немедленно был дан полный назад, но «Сирануи» успел только замедлиться с двадцати до двенадцати узлов, когда его днище проскрежетало по камням острова Скрыплева. О минной постановке теперь не могло быть и речи. Оставшиеся три эсминца отряда, успев отвернуть, сбросили мины прямо у берега и подготовились к буксировке флагмана. Следующие полтора часа в кромешной темноте у вражеского берега в зоне действия береговых батарей предпринимались героические попытки стащить миноносец с камней. Однако быстрое затопление носовых отсеков и приближающийся рассвет, а также катающиеся в волнах прибоя опрометчиво сброшенные мины заграждения вынудили японцев взорвать эсминец и на всех парах уходить в море.

Только после войны Того стало известно об очередной иезуитской гадости Руднева. Тот знал о ночных минных постановках японцев у Владивостока, как проведенных с эсминцев, так и с минного заградителя. Однако точной даты проведения этих постановок он тривиально не помнил, да и не факт, что японцы провели бы ее по тому же графику. То, что даты уже поплыли по сравнению с его воспоминаниями, его научила задержка с бомбардировкой Владивостока. А каждую ночь посылать на патрулирование входа в залив Петра Великого все миноносцы и «Богатыря» было неприемлемо, так можно было нарваться на шальную торпеду, да и просто выработать зазря ограниченный ресурс машин. Поэтому Руднев решил попробовать сыграть не напрямую.

Когда он приказал флагманскому штурману отряда крейсеров, лейтенанту Иванову 11-му, рассчитать место установки маяков-обманок, то готовился встретить возражения в духе: «Так не воюют». Но, вопреки опасениям адмирала, тот с энтузиазмом взялся за это непростое дело. И в течении всей войны во Владивостоке с наступлением ночи, если с моря не ожидалось своих судов, все настоящие маяки выключались. И вместо них начинали работать ложные, расположенные на сопках в глубине берега. Результат превзошел самые смелые ожидания.

В итоге трофеями русским достались один искореженный камнями и подрывными патронами эсминец, куча мин, которые то и дело взрывались в прибое, и система «салазок» для их постановки с миноносцев на большой скорости.

В следующий выход крейсеров-купцов все они во время своего крейсерства столкнулись со своими японскими коллегами. Более тихоходные, чем свои японские визави, «Нева» и «Обь» не могли ни до темноты оторваться от японцев, ни приблизиться к ним на расстояние действенного артиллерийского огня. Их спасло только то, что у японцев не нашлось нормальных орудий для вооружения своих вспомогательных судов. Пары снарядов из шестидюймовок «Оби» хватило для того, чтобы преследующий ее японец, вооруженный парой 120-мм пушек старого образца, держался на приличном расстоянии. [62]Но окончательно оторваться от него удалось только в темноте. Учитывая, что все это время японец что-то передавал по беспроволочному телеграфу, Капитонов решил, что оставаться у переставших быть гостеприимными берегов Японии ему не стоит и вернулся во Владивосток. За весь поход «Обь» и «Нева» утопили всего три рыболовных шхуны, зато «Лене», ходившей на войсковые коммуникации, опять было весело. На ее пути попался транспорт, эскортируемый даже не вспомогательным крейсером, а просто шедший в паре с угольщиком, на которого «на всякий случай» поставили несколько орудий, бывших в Сасебо на длительном хранении по старости. На этот раз на стороне русских было не только преимущество в весе залпа, но и более высокая скорость, казалось бы, судьба обоих японцев предрешена… Но самураи уперлись. Раз за разом японский вспомогательный недокрейсер становился на пути своего русского полноценного коллеги. Он был вооружен всего лишь парой старых армстронговских шестидюймовых орудий и полудюжиной абсолютно бесполезных полевых трехдюймовок. Эти пушки должны были впоследствии усилить артиллерию японской армии в Манчжурии, а на пароходе были установлены на случай подавления огня с берега при высадке. Но «Лена» за три часа не смогла ни утопить его, ни отогнать, ни просто пройти мимо и добраться до охраняемого транспорта. В результате бой закончился вничью, которую обе стороны объявили своей победой. Японцы искренне считали ее своей, так как транспорт со снарядами дошел до Кореи, русские своей, так как японский вспомогательный крейсер после боя был на грани затопления и до Чемульпо дошел на последнем издыхании.