Неопалимая - Маргарет Роджерсон Страница 68

Я замерла посреди площади, людской поток огибал меня, словно речная вода камень. Внезапный порыв заставил меня сорвать перчатку и осмотреть порез на руке. Он еще не успел зажить. Казалось, мне нужно было удостовериться, что он все еще существует, пока вокруг десятки голосов выкрикивали мое имя, отчаянно желая завладеть кусочками меня, не заботясь об истине: даже если бы они заклали Артемизию Наймскую как скотину, крови в моем теле не хватило бы, чтобы смазать все их священные стрелы. Они замучили бы меня собственноручно, утоляя жажду заполучить святыню.

– Монашка? – повторил Восставший.

– Ничего, – откликнулась я и опустила руку.

Мгновение спустя на меня упала тень. Я растерялась и впервые с момента выхода на площадь совершила ошибку, взглянув вверх. Паника обрушилась на меня, точно удар молота. Когда вернулась способность соображать, я обнаружилась скрюченной в переулке, с колотящимся сердцем, чувствуя себя идиоткой, пока Восставший шарил по моему телу в поисках повреждений и ничего не находил.

– Что случилось? – потребовал он ответа в четвертый или пятый раз. – Что с тобой творится?

Многое, без сомнения. Я не была уверена, что мне стоило говорить правду, поскольку объяснение «собор большой» не казалось чем-то таким, что должно заставить человека броситься в переулок в безрассудном ужасе. Но собор действительно был большим, и я не смогла бы выдумать ложь, даже если бы захотела.

– Собор, – промямлила я наконец.

Восставший затих. Возможно, это было связано с воспоминаниями о том, что значительную часть своей жизни я провела взаперти в сарае.

– Не отрывай глаз от земли, как ты делала до этого, – посоветовал он затем. – Зажмурься, если хочешь. Я скажу тебе, когда мы будем близко.

Прилив благодарности, что я испытала, был настолько силен, что, уверена, Восставший его почувствовал. К счастью, он ничего не сказал, пока вел меня обратно на площадь.

Теперь, когда он появился в поле зрения, собор подавлял. Я чувствовала тяжесть его почерневшего от времени камня, возвышающегося над нами и украшенного резными фигурами святых и духов; его острые причудливые шпили, пронзающие небо, словно острия кинжалов. Казалось, он может рухнуть в любой момент – слишком огромный и тяжелый, чтобы выдержать собственный вес.

В прохладной, сырой тени, окружавшей собор, было не менее людно, но здесь голоса звучали тише, люди жались друг к другу словно в поисках безопасности, ожидая, когда их впустят внутрь. Я пробиралась через них, пока не обнаружила свободное место. Многие из моих соседей выглядели как беженцы; я задумалась, каково это – приехать в Бонсант в поисках убежища и обнаружить, что даже в городе небезопасно. Для них собор представлялся последним бастионом, единственным укрытием в Ройшале, его святость казалась нерушимой.

После того, что творилось в Наймсе, мне было лучше знать.

Первым изменением, которое я отметила на площади, была нервная суета среди торговцев. Они начали разворачивать ткани поверх своих товаров, торопливо раскладывая всевозможные предметы. Сквозь толпу уверенно прокладывала путь какая-то фигура.

– Священник, – предупредил Восставший, ровно перед тем, как Леандр появился в поле зрения.

Люди спотыкались, пытаясь убраться с его пути, даже те, кто понятия не имел, кто перед ними. Священник выглядел безупречно, облаченный в черное с серебром; его красивое лицо было холодно, словно обнаженный клинок. По взглядам, бросаемым им на продавцов, становилось ясно: ему известно, что они продавали. Те вздрагивали, а их глаза устремлялись к его ониксовому кольцу.

Я замерла, наблюдая. С такого расстояния, в тени, ему не удалось бы различить меня в толпе.

Он прошел остаток пути через площадь и поднялся по ступеням собора. Словно испуганные его приближением, огромные двери поспешно распахнулись. Я успела заметить малиновое одеяние ризничего посреди суматошного мельтешения, и это навело на мысль, что появление Леандра привело в замешательство священнослужителей внутри. Потребовалось некоторое время, чтобы все уладилось и ризничий начал впускать ожидающих прихожан.

– Балкон для нищих! – выкрикнул настойчивый голос, перенаправляя тех, кто сидел на паперти, к другой двери.

Прежде я ее не разглядела: это был мрачный боковой вход, почти неразличимый от тени соборных стен. Когда я присоединилась к остальным, пробираясь к нему, то увидела, как ризничий методично разворачивает тех, кого он посчитал слишком неопрятными для главного входа, жестом указывая им на нашу очередь.

Мы поднялись по темной, пропахшей чем-то кислым лестнице; наши ботинки простучали по дереву, истертому до черноты и блеска целыми поколениями грязных босых ног. И вышли на обычный балкон со стоячими местами. От остальной части собора его отделяла кованая металлическая ширма, так что прихожане, сидящие на скамьях внизу, не могли нас увидеть – или унюхать, как предположила я.

Выглянув наружу, я была вынуждена опереться о перила для равновесия. Сводчатый потолок взмывал вверх, до тех пор пока его детали не исчезали в дымке благовоний. Семь стрельчатых витражных окон пропускали солнце и заполняли неф разноцветным светом. Я узнала их по своему виде́нию в конюшне, несмотря на то что тогда не смогла разглядеть деталей.

Теперь на каждом из витражей ясно просматривался образ высшей святой. Святая Агнес занимала почетное центральное место: бледная и полная скорби, скрестившая руки на груди так, словно лежала на погребальном одре в окружении белых лилий. Подле нее стояла темноволосая святая Евгения в блестящих доспехах и с мечом в руках. Она безмятежно улыбалась прихожанам со своего возвышения, охваченного серебряным пламенем.

Меня пробрал озноб. Я никогда не встречала изображения святой Евгении, использующей огонь Восставшего. И преисполнилась осознания, чего не было уже какое-то время, что именно ее хрупкую кость я пронесла через все деревеньки Ройшала, что именно ее я держала на своей ладони.

Словно почувствовав мои мысли, Восставший подал голос.

– Не похожа, – произнес он тоном, который я не смогла распознать.

Он направил мой взгляд к алтарю. Под белым алтарным покрывалом тот выглядел на удивление неприглядно, грубо вытесанный из темного камня. Я догадывалась, что он имеет какое-то религиозное значение – возможно, это был саркофаг святой, или высекали его в священном месте, например, на месте мученической смерти. Поскольку это был собор святой Агнес, я легко могла предположить, чьей именно. Восставший тоже осматривал алтарь, делая собственные выводы.

Меня окружало бормотание голосов, на балконе продолжали собираться верующие.

– Неожиданно, – произнес Восставший в их гомоне.

И он не имел в виду ничего обнадеживающего. У меня пересохло во рту.

– Что?

– Эти чары… Они странные, монашка. Это та же самая Старая Магия, что я ощущал все это время, но они не свежие. Им сотни лет – навскидку.