Карантин - Сергей Малицкий Страница 68

– Откуда они? – прошептал Павел.

– Издалека, – пожал плечами майор. – Не будем уточнять, но издалека. Отсюда не видать. Я и сам не все знаю. Но враг серьезный. Умный. Попробуй вот смени личину… Можешь и не пытаться. А они… Сегодня вот в конторе засели, а завтра и в Кремль заберутся. Что? Не следовало объявлять карантин?

– А что им здесь нужно? – не понял Павел.

– Ты, – жестко сказал майор. – В конкретном случае – ты. А других случаев я и не упомню. Но ты не сам по себе, а как сын своего папеньки. Тут ты угадал. Уж не знаю что и как, не мое дело, но то ли натворил он что, то ли украл, но ищут они что-то. Ищут, копаются, изобретают… разное. Ты оглянись назад-то! Где твой дом? Где твоя квартира? Где твои родные? Ни о чем не говорит?

– Но у меня ничего нет! – прошептал Павел. – И не было! Чего им надо?

– Да ты сам можешь не знать, есть у тебя что или нет! – ударил кулаком по столу майор.

– А этот… в сером костюме? – спросил Павел. – Который исчезает? Жнец? Как это делается?

– Как тебе сказать, – нахмурился майор. – Он ведь не один такой, хотя тот, у которого ты тор отнял, вряд ли скоро появится: не приветствуется ротозейство. Жнец, конечно, не исчезает никуда. Его с самого начала нет. Он как агент высокого класса. Как самолет-беспилотник. Сидит где-то в тайной конторке среди таких же, дежурит, смотрит на экран, ждет, как пеленг выдаст сигнал о нечисти. Потом надевает на голову колпак, и вот уже его картинка, да еще с некоторой долей твердости, появляется там, где надо. И делает то, что надо. Служба! Хотя и не всегда удобно так, но для таких случаев, когда неудобно, есть, к примеру, я. Может, и еще кто. Но у серого, как ты говоришь, есть и преимущества. Стрельнешь в такого, ножом пырнешь – он, конечно, почувствует, но по-любому отделается синяком. Сбросит с головы колпак да пойдет зеленкой мазаться. А вот если в нас с тобой пуля попадет…

– А этот… тор? – не понял Павел. – Как он передается?

– Ты меня о тонкостях не спрашивай, – поморщился майор. – Передается как-то. Он же не живой! Мне-то передали в свое время. Или думаешь, что я в оружейку за ним ходил? Я про телевизоры-то перестал понимать, когда они плоскими стали, а ты про «как оно передается». Еще спроси, от чего тор заряжается. Да хрен его знает! От чего-то! От магнитного поля, от ветра, от утреннего перегара. Работает – пользуйся! Я про себя знаю, что я реален, и знаю, что и я жнец, пусть и низшего разряда, можно сказать, вольнонаемный.

– Почему жнец? – не понял Павел.

– Потому что жну, – отрезал майор. – Как твоего якобы дядю, к примеру! Вот этими руками машину его с колодок спихнул. Не было у меня тогда еще тора.

– Так вы, выходит, тоже меня пасли? – прохрипел пересохшим голосом Павел. – А Томка?

– Томка? – переспросил майор и поморщился как от боли. – Томка – умница, но баба. Со всеми вытекающими. Оттого и страдает. Должна была присмотреть за тобой, разобраться, как так, вроде обычный человек, а порой звенишь на пеленге, словно пакость какая! Я так думаю, что папка твой тоже вроде обычного человека был, может быть, даже вольнонаемный у этих… чужаков, как я, но с другой стороны. Короче, когда кого-то пасет враг, невольно и сам пасти будешь. Просто так ничего не делается. Пасут – значит, будут доить. И чего они надоят, надо посмотреть.

– И что же, посмотрели? – процедил сквозь зубы Павел. – Все уже выдоили! Ничего не осталось!

– Посмотрели, – кивнул майор. – Томка посмотрела. Присохла к тебе, как дура! Чего только нашла? Черт бы с ним, пусть даже замуж вышла. Работа есть работа. Так ведь влюбилась. Да еще и понесла. А теперь скажи мне, что с ней сделает наша контора, если тебя эта контора пыталась убить без разговоров? Как пеленговала после карантина, так и била, покуда ты тумблер в башке у себя отщелкивать не научился.

– Выходит, что ей угрожает ваша же контора? – прошептал Павел. – Тогда чем она лучше чужаков? Не знаю, что это за контора, но мне она не нравится. Насчет отца не скажу, а мать убила она. И дядя вроде точно фальшивым был, однако растил меня пять лет, и я ревел, когда хоронил его. И его контора убила вашими руками без разговоров. И тренер мой тоже был чужаком, однако научил меня многому, и его контора убила. И Томка, кстати, какому-то конторскому языку меня обучала, ребенка от меня понесла, деньжат подкинула, одежду! По всему выходит, что и ее контора теперь убить должна? Что же это за контора такая? Чем хоть она от чужой конторы отличается? Ладно, карантин мне вроде понятен, хотя и не до конца: мясник этот и взрывы вокруг меня как-то не вписываются в картинку. Однако же и другой вопрос есть: те, кто Москву от этих оливковых и скуластых чистит, они сами-то какие на просвет?

– А какие бы ни были, – помрачнел майор. – Я и сам мало чего знаю, да и то, что знаю, не все сказать могу. Или ты думаешь, что хоть одна служба хоть в одном государстве в белых перчатках ходит? Не лезь в дебри. Убирают нечисть – и ладно. Эти чужаки – так, эпизод. И без них работки хватает. Ты и представить себе не можешь, сколько вокруг нас всплывает время от времени разной дряни. Вот! – Майор щелкнул тором, повел им перед собой. – Всегда наготове: чуть запищало – иди и разбирайся. Работа такая! А насчет твоей матери – дело тут особое. Никто ее убивать не пытался. Я тогда еще не при делах был, но, насколько понял, тебя хотели убить. Поверь, парень, в этой работе никто не смотрит – ребенок перед ним, баба или старушка… с костяной ногой. Будешь чикаться – долго не проживешь. Я нагляделся. Но на тебя тогда вроде как серьезный жнец вышел. Вышел, да не вышло у него ничего. Тор-то сам по себе на обычных людей не действует. Ничего с твоей матерью не должно было произойти. Это ты ее убил, парень. Уж не знаю, что ты сотворил, безвольно или намеренно, хотя что там говорить, младенцем еще был, но мать убил ты.

– Конечно, я, – кивнул Павел. – Тем и виноват, что пуля от крепкого лба отскочила да родного человека подсекла. А тот, кто стрелял, ни при чем. Он же рикошета не планировал.

– Думай как хочешь, – отрезал майор. – Только карантин после того случая с Земли сняли. Из-за одного тебя. Может, потому и таких, как я, стали нанимать.

– Чтобы приставить ко мне, – понял Павел. – А потом карантин решили возобновить. Интересно почему? Не для того ли, чтобы начать взрывать и крушить все вокруг меня? Не для того ли, чтобы начать резать? Что, опыт решили провести? Загнать меня в угол и посмотреть? С чего это вдруг? Даже сигнал продумали: «Отбываю на два дня!» Так пять дней уже прошло! Вернулись? А Томка?

– Если бы я передал, что отбываю на один день, ничего бы не было, – процедил майор. – Мое сообщение значило, что авария на дороге с той фурой была подстроена. Я месяц пытался добраться до сути, да еще искал людей, которые могли бы объяснить, что и к чему, и вот только к последней пятнице все срослось. Левое колесо машинки было прострелено. Прострелено грамотно, так, что понесло ее на встречку. Но не из снайперки. Из «стечкина», возможно, с глушаком. На ходу из впереди идущей машинки. Хрен его знает, что за машинка была, водитель-то фуры не выжил. И странно, я скажу тебе, не выжил. Травмы были не тяжелые у него. Темная история с фурой. И действовал, конечно, не один человек. Кто-то ведь и тебя отслеживал! Или ты думаешь, все случайно срослось?