Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы... - Василий Звягинцев Страница 68

— И все же — почему так мрачно? — удивился Алексей. — Мог бы…

— Настроение такое было. Черт его знает. Извращенная ностальгия. Вспомнил, как однажды сидел вот так же, за скудно накрытым столом, снаружи — гнилой февраль, ноги промочил, перемерз… И по работе крупные неприятности, настроение хуже губернаторского. А здесь меня приняли хорошо, подогрели. Удивительное такое ощущение отключенности от внешнего мира… Да какая разница?

— Какая-то, возможно, есть… — У Олега опять начался мыслительный процесс, сопряженный с исследовательским азартом. — Давай возьмем и проверим. Если так и обстоит, как ты воспроизвел, мне это начинает нравиться. Сначала хоть в окно выглянем, мы ведь и до этого еще не додумались. — Жестом он предложил всем встать и переместиться в нужном направлении.

За окном были поздние сумерки, обшарпанные задние фасады, выходящие во двор, похожий на тюремный, темные окна всех семи этажей. Протоптанные между сугробами тропки от «черных» дверей нескольких подъездов, веером сходящиеся к ведущим на улицу железным воротам. Что интересно, тропинок, соединяющих подъезды, не наблюдалось. Четкая, кстати, очень реалистическая деталь, вряд ли могущая прийти в «голову» Арчибальду или Замку в целом.

— Осталось посмотреть, что же нас ждет за стеночкой… — Олег направился к двери, по идее ведущей в парадные комнаты квартиры.

Я вспомнил о том, что было в прошлый раз, когда опрометчиво открыл входную дверь настойчивому зову, мельком пожалел, что нет сейчас в руках Сашкиного карабина, и вытащил из-под ремня «Манлихер», который так и таскал с собой. Бог его знает, поможет, не поможет, но в неизвестность лучше входить с оружием, чем без.

Не знаю, под влиянием какого импульса, но мне захотелось, чтобы дверь была просто макетом. Толкнешь — и глухо. Зато опыт подсказывал, что здесь скорее холст с нарисованным очагом в каморке папы Карло. Ну, если и так? Чем рискуем? Скорее всего ничем. Сильно не повезет — так и не узнаем, что с нами случилось. Жалеть будет некому и не о чем.

— Открывай, — сказал я, держа пистолет стволом вверх у правого плеча. Прислушался к себе. Вроде — ничего. Никаких ощущений и предчувствий. Оглянулся на Сашку. Тот кивнул. Чисто, мол.

Как в кино, на самом-то деле.

Левашов дернул на себя высокую дверь, покрытую чешуйками облупившейся краски «слоновая кость». Я опустил ствол горизонтально, рассчитывая в случае чего ногой отбросить Олега вбок, под прикрытие капитальной, в три кирпича, стены и стрелять, хотя бы для шума, как в прошлый раз. Ни у Алексея, ни у Сашки оружия при себе не было. Расслабились ребята.

Дверь открылась, и ничего не произошло. Тишина, пустота впереди, застоявшийся воздух нежилых помещений.

— Свет? — спросил я, поводя перед собой стволом и надеясь, что инженер выполнит свою часть работы.

— Найдем, — ответил Олег, нащупывая на стене старинный выключатель под медным полусферическим колпаком с двумя рычажками, увенчанными блестящими шариками. Какая же точность реквизита, неужели Арчибальд знает и учитывает такие мелочи? Или действительно все по правде? Мы успели застать такую арматуру в детстве — и дверные ручки, идентичные тем, что имелись здесь, и внутренние почтовые ящики с выпуклыми буквами «Для писемъ и газетъ» на подпружиненных крышках. И механические звонки с указующей надписью: «Крутить».

Левашов включил освещение.

Большая квартира. Размахнулся Сашка. А почему бы и нет? Память — штука мало управляемая. И ведь наверняка он в тот момент думал совсем не о «полезной площади».

— Ребята, пошли, если интересно, — крикнул я, начиная движение.

Интересная планировка. От кухни к обширной прихожей, даже скорее вестибюлю, тянулись два параллельных коридора. В левом располагалась «приватная половина», четыре сравнительно небольших комнаты, подходящие для спален и хозяйского кабинета, окнами во двор. В правом — «публичная», залы метров по тридцать-сорок, пригодные для большой столовой, музыкального салона, библиотеки или картинной галереи. Сквозь стрельчатые окна — вид на площадь Никитских ворот, Тверской и Никитский бульвары. И везде — абсолютная, гулкая пустота.

Чисто, красиво, на потолках люстры не из дешевых, на стенах где гобеленовые обои, где деревянные панели, паркет будто вчера натирали. Но ни малейшего намека на то, что когда-нибудь здесь жили люди. Какие угодно, царского времени респектабельные профессора вроде булгаковского Преображенского, пролетарии «в порядке уплотнения» или коммунистические вельможи рангом повыше наркома Шестакова, который ютился всего лишь в трех комнатах.

— Странно как-то, — сказал Левашов, — кухня, замызганная до предела, а здесь — будто вчера строители ушли…

— Так Сашка ее по конкретному образцу воспроизвел, а до комнат руки, вернее, мысли не дошли, вот и получилось бесплатное приложение согласно архитектурному проекту. Кстати, насчет строителей. Как я помню, дома в этом районе примерно конца девяностых… Прошлого века, естественно. Могли и не заселить еще.

— А люстры и бра откуда?

— Допустим, понятие «под ключ» здесь включало осветительную технику…

— Чертовщина продолжается, — хмыкнул Олег. — Он же, когда придумывал, соотносил себя с нашими годами, шестидесятыми, а здесь…

Ребята и как бы прикрывавший их с тыла Шульгин присоединились к «исследовательскому отряду», когда я дошел до парадной двери.

— Шикарное место, — сказал Берестин, остановившись в глубоком трапециевидном эркере. — Сколько раз мимо этого дома ходил и не догадывался, как оно там, внутри.

— Мне на Столешниковом все равно больше нравится, — возразил Олег. — Уютнее.

Потом он выбрал комнату, чем-то ему приглянувшуюся больше остальных, попросил Сашку сделать ее пригодной для работы, в смысле установить там кое-какую мебель и переключить электросеть с тогдашних вольт на нормальные 220. Мы помогли Левашову развернуть и подключить всю его аппаратуру, принесли кофейник и прочее. Вдобавок я положил на стол рядом с клавиатурой и мышью свой пистолет.

— Так спокойнее будет. Если что — стреляй, услышим, прибежим. А сами пока пулечку распишем. В классику, чтоб в любой момент остановиться…

Пока Алексей расчерчивал лист веленевой бумаги, а я распечатывал и тасовал колоду, неугомонный Шульгин сбегал в оружейку, вернулся, нагруженный, как мул. Странная, на мой взгляд и вкус, метафора. Вьючного коня или верблюда, думаю, можно нагрузить куда большим весом, чем мула. Впрочем, точно не знаю их сравнительной грузоподъемности.

Он (Сашка, а не мул), принес четыре своих пресловутых карабина с гроздьями подсумков и четыре «девяносто вторых» «Береты» в мягких светло-желтых кобурах с запасными магазинами в пеналах.

— Мне, братцы так спокойнее будет над мизерами думать…

Кто бы спорил, мне — тоже. Иметь за спиной неизвестно куда открывающиеся двери, ощущая себя безоружным, как линяющий рак, — удовольствие ниже среднего.

— Думаете — поможет? — спросил Алексей, передергивая тем не менее с явным удовольствием винтовочный затвор и опоясываясь пистолетным ремнем.