Двойная звезда. Том 2  - Евгения Соловьева Страница 67

– Меня? – пораженно переспросила Айлин, снова чувствуя себя дурочкой. – Для… паэраны?

Это что, шутка? Но нет, Роверстан смотрел совершенно серьезно, хотя скажи кто-нибудь Айлин, что мэтр Бастельеро завтра женится на магистрессе Уинн – она бы и то меньше удивилась! В зале сотни красивых разряженных девиц со всех факультетов, и любая сочтет приглашение от магистра разумников не просто за честь, а за счастье! А он искал ее, Айлин? Так настойчиво, что даже вышел в сад?!

– Именно, – так же спокойно подтвердил Роверстан и сделал последний шаг, после чего между ним и Айлин осталось расстояние ровно такое, чтобы протянуть руку. – Прошу вас оказать мне честь, прекрасная леди.

Он поклонился, выпрямился и протянул эту самую руку, неуловимым жестом сорвав с нее белоснежную перчатку, и Айлин окончательно перестала понимать, сон это или явь? В любом случае, отступать она не собиралась. Не сегодня! Да гори все барготовым огнем и Молот Пресветлого сверху!

Во рту мгновенно пересохло, она едва слышала, как где-то вдали звенят начальные такты паэраны. Ее первой паэраны!

– Но…

Айлин беспомощно посмотрела в сторону зала, а Роверстан мягко качнул головой.

– Это ночь цветущих вишен, а не вощеного паркета, – мурлыкнул он. – Большинство забыло ее истинный смысл, но вы поймете его сердцем, а не рассудком. Сегодня можно все. Почти все, – поправился он, снова лукаво блеснув горящими углями глаз. – Не бойтесь нарушить этикет, Айлин, сегодня он обязан уступить дорогу более древним правилам. Итак, вы позволите?

С бешено колотящимся сердцем Айлин вложила свою ладонь в его, мимолетно поразившись, какой маленькой она показалась в руке Роверстана. Ледяной волной обрушился страх – Айлин поняла, что забыла, как танцевать. Вот совсем забыла! Ни одной фигуры!

Магистр едва заметно улыбнулся, не насмешливо, а ободряюще. И шепнул:

– Слушайте свое сердце, Айлин. Музыка рождается именно в нем.

Он шагнул, становясь в первую фигуру, и Айлин последовала за ним, борясь с желанием зажмуриться и не веря в то, что происходит. Она танцует с Дунканом Роверстаном! Пусть не с тем, с кем мечтала, зато с воплощенной мечтой многих других. И он сам пригласил ее…

Фигуры паэраны вдруг ожили в ее памяти так ясно, словно никуда и не пропадали, а ликующий смех скрипки и томный сладкий плач виолончели, сливаясь и смешиваясь, повели Айлин куда-то далеко и ввысь, к самому небу, пахнущему вишнями и счастьем. Шаг-шаг, поворот, шаг – и поворот снова!

Лицо Роверстана было совсем близко, и Айлин видела пьяный азарт в его глазах, шальной, как у мальчишки, совсем непохожий на неизменную рассудительность магистра. Вторая рука мужчины обвила ее талию, и Айлин, кружась, чувствовала, как шелковый подол платья, едва поспевая за ее движениями, скользит по тончайшим шелковым же чулкам, отчего по коже бегут мурашки от шеи до самых кончиков пальцев на ногах, а внизу живота сворачивается тугим комком что-то сладкое и странное. Шаг, шаг… поворот?

Взмыла вверх, к самым звездам, восхищенная скрипка, и вместо того чтобы придержать кружащуюся Айлин, магистр подхватил ее за талию и переставил на эту пару шагов. Чудом не взвизгнув, Айлин возмущенно и пораженно уставилась в смеющееся лицо Роверстана.

– Вы никогда не танцевали паэрану по-итлийски? – весело спросил он. – Какое упущение. Дорвенантский вариант гораздо скучнее. Паэрану создали в Итлии… – Говоря, он не переставал вести Айлин в танце, и она следовала, покоренная, очарованная и трепещущая при смутной мысли, что это не последний поворот в танце. – И там она настоящая, какой и должна быть. Танец горячих сердец. И не менее горячих тел, разумеется.

Он снова взял ладонь Айлин и, ловко используя очередную фигуру, поднес к губам, выказывая как полное пренебрежение этикетом танца, так и не менее полное, восхитительное владение его рисунком. Этот жест казался настолько правильным и уместным! Айлин, пылая щеками, позволила и, когда очередной тур закончился поворотом и сильные руки магистра снова подхватили ее легко, как перышко, сдержалась и даже не ахнула – только глубоко, всей грудью вдохнула сладкий воздух, напоенный цветущими вишнями, ароматом сандала, душистого табака и чего-то еще такого, у чего вряд ли есть название на человеческом языке.

– Запомните, моя девочка, – шепнул Роверстан, склонившись над ней так, что его губы почти коснулись ее лица. – Править должен разум. Но несчастен тот, у кого правление разума никогда не свергается сердцем. Вы сохранили те духи, какая… прелесть…

Расширившимися глазами Айлин смотрела в зрачки магистра, похожие на расплавленное золото, если только оно бывает черным. Роверстан улыбнулся, не отводя глаз, и снова поднял ее ладонь вверх. Коснулся поцелуем пальцев Айлин, самых кончиков, потом, нежно перевернув ладонь, провел губами над запястьем невесомым тающим прикосновением.

Задохнувшись, Айлин слышала лишь удары своего сердца, почему-то стучащего в такт паэране. Музыка смолкла, и в саду стало благоговейно тихо, только трепетали ветви цветущей вишни, под которой они остановились, когда прозвучал последний такт. Не убирая вторую руку с ее талии, Роверстан отпустил ладонь Айлин, но вместо этого коснулся ее щеки. Беспомощно понимая, что нужно отшатнуться, Айлин почувствовала, как осторожно, тем же едва заметным касанием магистр проводит пальцем по верхнему краю ее уха, вновь спускается на щеку и почти ускользающей от восприятия лаской дотрагивается до шеи.

Миг – и Айлин показалось, что вся она, от ушей до кончиков бальных туфелек, вспыхнула в сладком пожаре. На губах Роверстана, полных, чувственных, строго, будто росчерком туши, окаймленных бархатной полоской усов, играла улыбка, а глаза испытующе смотрели Айлин прямо в душу, и она плавилась под этим взглядом…

– Вы ведь не откажете мне в поцелуе? – тихо сказал магистр. – Вишня…

И он взглядом указал на бело-розовое ароматное облако, почти осенившее их сверху.

«И правда, вишня, – все в той же сладкой беспомощной истоме подумала Айлин. – Под вишней положено целоваться… Это не стыдно. То есть обычно стыдно, но не сегодня. Вишневая ночь посвящена Всеблагой матери…»

– Вы же… не адепт, – прошептала она, чувствуя, словно летит в небо на гигантских качелях.

Или снова на умертвии, собранном Воронами. Вверх-вниз… И сердце сладко и жутко замирает, а потом вырывается из груди и летит впереди самой Айлин.

– Увы, – согласился Роверстан, снова весело и опасно блеснув глазами. – Но паэрана и вишня дают мне надежду. Айлин, за все эти годы вы нарушили столько правил Академии ради шалостей. А теперь, став взрослой, боитесь нарушить всего одно?

«И правда, – удивленно подумала Айлин. – Это всего лишь правило. А другое, между прочим, гласит, что в Вишневую ночь целоваться под вишней можно! И о преподавателях там, между прочим, ничего не сказано!» «Потому что никому подобное даже в голову не пришло», – слабо возразил голос рассудка, но тут Айлин увидела свое отражение в зрачках Роверстана. А еще – тугую трепещущую жилку на его могучей шее. И то, как разумник быстрым движением облизнул губы – словно они пересохли так же сильно, как у самой Айлин.