Холодные дни - Джим Батчер Страница 67

Пока он говорил, я чувствовал ужасную тяжесть безнадежности, придавившую мое сердце. Черт возьми, я что, испытал в жизни недостаточно? Может, даже больше, чем достаточно. Разве жизнь еще не преподнесла мне страданий, скорби, боли и одиночества – с лихвой? А сейчас я должен выступить против чего-то еще, чего-то нового и страшного, чего-то, что движется на меня легионом. Какой смысл во всем этом? Что бы я ни делал, насколько сильнее и умнее ни стал, какими бы связями ни обзавелся, негодяи всегда будут крупнее, и сильнее, и многочисленнее.

Позади меня Мак издал стон. Обрез, должно быть, выпал из его руки, потому что сталь лязгнула по полу. Слева я видел, как обвисли плечи Томаса, и он отвернулся, закрыв глаза, словно от боли.

Людей, оказывающихся рядом со мной, ранят или убивают. Чаще всего негодяям сходит с рук еще один испорченный день моей жизни. Ну, и к чему такая жизнь?

Зачем я продолжаю делать это с собой?

– Потому что, – прорычал я сквозь зубы. – Болван ты, дурилка картонная. При твоей жизни из тебя получился бы классный футбольный мяч.

И вдруг психический приступ отчаяния, который Акулья Морда вызвал в моем сознании, немедленно испарился – и я был снова в состоянии ясно мыслить. Я уже не чувствовал, как липкая маслянистая сила скользит по мне, но четко ощущал, как она сжалась и отступила. Мне приходилось сталкиваться с подобным и раньше – внезапно я понял, с чем имею дело.

Акулья Морда повернул голову ко мне, рот его был открыт в шоке. На какое-то замершее мгновение мы смотрели друг на друга через пятнадцать футов паба. Казалось, однако, что это длилось часами. Томас и Мак, оба были неподвижны, ища физической поддержки, как пьяные или люди с тяжелым грузом на плечах. В таком состоянии они не смогли бы самостоятельно покинуть здание – но другого выхода у меня не было.

Акулья Морда и его плащ из мешковины швырнули в меня полтонны мебели на четверть секунды позже, чем я поднял правую руку и прорычал:

– Fuego!

Мне явно не приходилось в последнее время прибегать к магии. Живя в сердце Зимы, не станешь дурачиться, вызывая своими чарами огонь. Там есть существа, которые ненавидят подобные фокусы. Но огненная магия всегда была моей самой сильной стороной. Она была первым полностью осознанным заклинанием, которое я освоил, и в удачный день я могу выступить в одной лиге с любым чародеем, если речь зайдет об огненной магии.

Плюс ко всему, я подключился к скрытой энергии, которой какой-то особенно любознательный ангел наградил меня, не спрашивая моего согласия – к древнему источнику энергии Творения, известной как огонь Души. Он не предназначен для боя, но его присутствие может придать моим боевым заклятиям достаточно силы и импульса, делая их почти неотразимыми. Мне приходилось быть с этим осторожным: слишком много энергии сгорает в считанные секунды – что может убить меня самого. Но если я не выйду живым из этого паба, то какая разница, сколько огня Души я сохраню на черный день?

Я ожидал рева пламени, вспышки белого и золотого огня, удара перегретого резко расширяющегося воздуха – и прямо в отвратительную морду Акулы.

Вместо этого возник вой арктической вьюги и спиральный гарпун бело-голубого огня, горевшего сильнее, чем что-либо по эту сторону звезды.

Акулья Морда, швырявший в меня мебель, попытался спрятаться за ней, но огонь, вызванный мною, испарял стулья и столы в то же мгновение, как прикасался к ним. Они разлетались с невероятной ревущей детонацией грома, и каждый удар сопровождался звуком, какой произвели бы немыслимо огромные и неумело управляемые строительные машины.

Акулья Морда скрестил свои костлявые предплечья перед собой в последней попытке отразить заклинание. Если бы я был сконцентрирован на этом – на том, чтобы пробить его защиту, может быть, пламя прожгло бы насквозь Акулью Морду и его дурацкую накидку. Но мой план состоял в другом. Вместо этого я рванулся, преодолевая расстояние между нами, сквозь ужасающий жар термального цветка моего заклятия – словно бежать сквозь печь. Я видел, как мое заклятие выплеснулось на скрещенные предплечья Акульей Морды, и странное существо сумело отбить заклятие почти целиком – но не вполне. Огонь обжег одну из его щек и перекинулся на правое плечо, превратив весь его мешок в огромную пылающую массу.

Акулья Морда завопил от боли. Его крик выстрелом отдался в моих ушах. Он начал опускать руки, чтобы контратаковать.

В ту секунду, когда он это сделал, я вогнал свой правый кулак в его тупую мерзкую харю.

Чувак, болваны, которых я превращаю в утиль, никогда не предвидят подобного хода! Они думают, что если уж я чародей и все такое, то отойду назад и буду пулять в них Волшебными Ракетами или чем-то еще – и удеру сразу же, как только они подойдут достаточно близко.

О’кей, не спорю, именно так работают многие чародеи. Но все равно, им стоило бы помнить, что нет никаких причин для того, чтобы чародей не применил физическую силу, как и любой другой человек.

Случились две вещи.

Во-первых, когда мой кулак пролетел вперед, я ощутил восторг, который растекся по моей руке от кисти до плеча, восхитительный и потрясающий. Я едва успел ощутить это, как услышал хрустящий звук и увидел, как голубовато-зеленый лед внезапно покрыл мой кулак.

Во-вторых, я налетел на Акулью Морду как взбесившийся грузовик, заехав ему в подбородок и перенося удары до самой Южной Америки. Лед, покрывавший мой кулак, разлетелся на мелкие осколки, втыкавшиеся в руку и резавшие кожу, но я этого практически не чувствовал. Акулья Морда улетел назад, словно я врезал ему кувалдой, и врубился в стену с такой силой, что тяжелая дубовая панель треснула. Его накидка затрепетала, двигаясь назад – проклятая тряпка самортизировала столкновение, так же, как она умудрялась останавливать ружейную дробь на близком расстоянии.

Акулья Морда отлетел от стены, ошеломленный и ничего не соображающий, и я угостил его слева, а потом еще раз справа – и выбил из-под него ноги со всей силой, на которую был способен. Он с грохотом рухнул на пол.

Когда Акулья Морда упал, я наступил ему на голову своими туристическими ботинками, намереваясь убить его на месте, что эта скотина заслужила, устроив побоище в моем любимом заведении, но его дурацкий мешок-накидка мне мешал. Полосы ткани летали во всех направлениях, пытаясь зацепиться за что-нибудь и выдернуть его из-под моего ботинка. И хотя я среагировал, двигаясь вслед за ним, усики-щупальца мешка схватили с дюжину бутылок спиртного с бара и резко швырнули их в лужи ядовитого бело-голубого пламени, горевшего на полу там, где Акулья Морда сумел отразить огненный удар.

Усилием воли я раздробил катящиеся бутылки, но в предыдущие секунды мои заклятия не отличались мягкостью. Моя неловкая попытка привела лишь к тому, что я разбил одну из бутылок слишком рано, и пламя заревело там, где пролился алкоголь.

Горящий спирт – неприятное дело. Алкоголь горит гораздо сильнее и быстрее чем, скажем, бензин. За считанные секунды он может поднять температуру с точки замерзания до семисот градусов – достаточно для того, чтобы превратить плоть в брикеты тлеющего угля. Мак и Томас оба лежали на полу. Было невозможно выдернуть их из пламени вовремя, что означало одно: единственным вариантом было пламя погасить.