Запретная земля - Кейт Форсит Страница 67

Фермеры повсюду вокруг работали с неторопливой грацией людей, проводящих круглый год на земле. На одном поле большую телегу нагружали сеном, на другом мальчик пас стадо откормленных черных свиней. Около одного из домов крепкая женщина топором колола лучину на растопку. У реки на свежем ветру медленно крутились лопасти мельничного колеса, а неподалеку трое мужчин в грубой коричневой одежде сгружали с подводы мешки с зерном. На деревенской площади ребятишки играли в классики или сидели на корточках, бросая бараньи лопатки. Время от времени из деревни доносилось то блеяние овцы, то звон кузнечного молота, то рожок пастуха, сидевшего среди стада своих коз на берегу реки.

— У нас в Киркленбрайте уже давно не было войны, — с несчастным видом сказал Тэм.

Часы начали отбивать время. Колокола прозвонили шесть раз, и скрытые лесом наблюдатели увидели, что работавшие в полях фермеры отложили свои мотыги и косы и гуськом потянулись по стерне к церкви.

— Сколько раз в день вы должны ходить в церковь? — спросила Финн, когда Тэм осторожно начал выводить отряд из-под покрова леса.

— Раньше нужно было раз в будни и дважды по воскресеньям, но теперь Всеобщее Собрание требует, чтобы все ходили по меньшей мере три раза в будни и шесть раз в воскресенье. Нам тут, поблизости от церкви, может, и ничего, но вот тем, кто живет на дальних фермах, приходится очень нелегко.

— Но зачем они заставляют вас так часто ходить в церковь?

Тэм пожал плечами.

— Может, если мы будем целыми днями стоять на коленях и молиться, у нас не останется времени ни на что другое, — ответил он с сарказмом.

Теперь долина была пуста, и путники смогли выехать на пыльную дорогу, передвигаясь как можно более бесшумно. Вечер был таким тихим, что они слышали пение, доносившееся из церкви, и журчание речки по камням. Железные ворота Рованглена были открыты, и они прошли в них через холодный сумрак рябиновой аллеи.

— Пожалуй, вам всем лучше спрятаться в сарае и подождать, пока моя семья не вернется из церкви, — сказал Тэм.

Они послушно забились в большое здание, заполненное тенями и пахнувшее соломой и пылью. Там уставших лошадей смогли наконец расседлать и обтереть. Тэм раздал им сено и показал солдатам, как качать воду насосом. Мужчины и женщины, как могли, разместились на соломе, усталые после долгого дневного перехода. Все были напряжены. Они находились в самом сердце вражеской территории, совершенно не готовые к бою и весьма уязвимые для предательства. Даже если Серые Плащи двигались на полной скорости, они все еще находились в нескольких лигах от Киркленбрайта, совершенно не зная, где укрывается отряд Лахлана. Оставалось лишь довериться Тэму и его семье.

Примерно через час снаружи послышались голоса. Тэм поднялся. Щеки у него пылали, взгляд стал напряженным.

— Я слышу голос моей матери. А это сестренка смеется! Ждите здесь. Я пойду и все им объясню. Все будет в порядке, обещаю.

Он торопливо выбрался из сарая в сгущающиеся сумерки и позвал мать. Раздался взволнованный шум, хлопнула дверь, а потом все стихло.

Ожидание показалось нескончаемо долгим. В конце концов, до них донесся стук распахнувшейся двери, и в сарае появился Тэм с фонарем в руке. За ним шагал высокий мужчина с суровым гладко выбритым лицом и очень коротко стриженными седыми волосами, одетый в серые штаны, высокие сапоги, грубую рубаху и черный плащ, который явно видывал лучшие дни. Но он держал себя с властным достоинством, с сердитым презрением оглядывая толпу мужчин и женщин.

— Кто из вас человек, который называет себя пророком? — осведомился он.

Киллиан задремал, но Джоанна ласково разбудила его и помогла подняться на ноги. Он огляделся вокруг изумленными глазами, в конце концов остановив свой взгляд на фермере и его сыне. Тэм поднял фонарь выше, чтобы свет упал на изувеченную голову Киллиана с уродливыми рубцами на том месте, где когда-то были уши.

Фермер долго смотрел на него, потом сказал чуть мягче:

— Многие потеряли уши по повелению Филде, да и руки с носами тоже. Откуда я знаю, что ты действительно Киллиан Слушатель, пророк?

Киллиан неуверенно взглянул на него.

— Я Киллиан, тот, которого зовут Слушателем.

Фермер нахмурился и засунул большие красные руки за ремень. Потом обвел взглядом толпу.

— А та, которая называет себя Ник-Хильд?

В его голосе прозвучала странная нотка, какая-то тоска, плохо скрытая под маской воинственности.

Эльфрида грациозно поднялась и вышла вперед, плотно закутанная в свой темно-красный плед. Хотя ее волосы выбились из тугого узла и в них застряла солома, а к юбке прилипла грязь, ей как-то удавалось излучать спокойное достоинство.

— Я Ник-Хильд.

Он долго разглядывал ее.

— У вас такие же белокурые волосы, как у всех Мак-Хильдов, — сказал он наконец. Вся воинственность из его голоса куда-то исчезла.

— Это потому, что я одна из них, — ответила она, и в ее нежном голосе не прозвучало ни гнева, ни обиды. — Грустно, когда человек из Киркленбрайта не узнает Мак-Хильда, когда видит его. Неужто ты забыл, почему эта долина так называется? Разве не здесь яркая воительница родила своего первого сына, положив начало моему клану? Разве ваша церковь не первая, построенная в Яркой Земле?

— Да, это так, — отозвался фермер, потирая колючий подбородок.

Фермер тревожно переминался с ноги на ногу, оглядывая мужчин и женщин, сбившихся в кучу в темном сарае.

— Но говорят, что вы связались с ведьмами и демонами, миледи.

— Бертильда сама была ведьмой и гордилась этим, — ответила Эльфрида, вспыхнув. Впервые кто-то слышал, чтобы она открыто признала такую вещь, и Айен улыбнулся и шагнул к ней, погладив ее по руке. — Но будет гнусной ложью сказать, что я связалась с демонами! Те, кто оказывают мне поддержку и помощь, добрые и храбрые люди, и в них не больше от демонов, чем в тебе или во мне!

— А этот крылатый ули-бист, который стал Ри?

Лахлан шагнул вперед, зашелестев крыльями. Его брови грозно сошлись над золотистыми глазами.

— Я — Мак-Кьюинн.

Фермер оглядел его с ног до головы, не упустив ни пледа Мак-Кьюиннов, сколотого брошью с гербом в виде увенчанного короной вздыбившегося оленя, ни торчащих у него за спиной длинных черных крыльев, ни Лодестара, заткнутого за пояс. Потом перевел взгляд на толпу, рассмотрев в подробностях и грязные рваные одеяния, и лошадей с низко поникшими головами, и старую женщину, искалеченную артритом, и совсем молодые лица некоторых из них. Потом его глаза обратились к Гвилиму Уродливому, опиравшемуся на высокий посох рукой с унизанными кольцами пальцами. Хотя колдун был одет так же просто, как и все остальные, в длинный плащ из грубой серой шерсти поверх штанов и рубахи, посох и кольца безошибочно выдавали в нем одного из Шабаша — для тех, кто знал, куда смотреть. Этот фермер явно знал.