Ратник. Меч времен - Андрей Посняков Страница 67

Было уже часа четыре или все пять, вечерело, и рыжее солнце медленно клонилось к озеру. Хорошо было кругом — тихо, безветренно. Михаил пошевелился — что-то не очень ему нравилась эта тишина — и желтый кленовый лист мягко спланировал ему на плечо.

— А красиво тут, — мечтательно заметил сержант. — Закатиться бы на недельку — с ружьецом, с сетками, с водкой.

— Девок еще забыл, — ухмыльнулся Миша. — Как же без них-то?

— Да, без них никак.

— Тсс! Кажется, дверь хлопнула.

Оба настороженно прислушались, вглядываясь в домики базы… из-за сарая вдруг показался Василий, посмотрел на холм, махнул рукой, свистнул:

— Эй, где вы там? Выходите.

— Это он нам, что ли? — удивился Серега.

Михаил пожал плечами:

— Наверное, нам. Кому же еще?

Переглянувшись, молодые люди выбрались из кустов и — прямо по лугу — зашагали к базе. Дожидаясь их, Веселый Ганс неспешно закурил, с деланным безразличием пуская в воздух голубоватые круги дыма.

— Нет никого, — сплюнув, хмуро пояснил опер. — Опоздали!

— А через озеро не переправлялись, — сержант покачал головой. — Наверное, тут еще одна дорога есть… ну, к шоссе. Не в лес же поперли!

— Да есть дорога, — присев на крыльцо, Василий достал карту. — Вон… до Харагл-озера, там деревня… автобус ходит.

— Автобус… — хмыкнул Сергей. — Что же они, на рейсовом, что ли, поедут?

— На своем! — опер явно заволновался. — Вот, смотрите — дорога. Конечно, не проезжая, но, худо-бедно, а пешком можно пройти. Сколько тут до грунтовки? Километров семь… ну, пусть — десять. Даже если не очень спешить — максимум часа три ходу. А на шоссе, думаю, их и автобус ждет. Вот что, Серый! — Василий жестко взглянул на сержанта. — Давай-ка, дуй обратно, в машину — и наперерез. Встанешь там на шоссе — в случае чего, бей по колесам, смотри только не промахнись.

— Обижаете, товарищ капитан, — азартно хохотнул сержант.

— Мишу с собой возьми…

— Э, нет! — Михаил замахал руками. — Я, Василий, лучше с тобой… Места здесь глухие, лишний человек — не помеха. А что случись? Тут даже и не позвонить — связи нет никакой. Да и места эти я более-менее знаю.

Тут Миша если и лукавил, так самую малость — местность он и в самом деле знал. Здешнюю. Ту, которая была в тринадцатом веке. Впрочем, с тех пор здесь мало что изменилось.

— Ладно, черт с тобой, — опер кивнул. — Давай, Сережа, с Богом.

— И вам удачи! — сержант быстро побежал вниз, к лодке.

— На турбазе там кого-нибудь помочь попроси… Думаю, не откажут.

Прогрохотав берцами по мосткам, милиционер спрыгнул в лодку и шустро погреб к базе.

— Пора и нам, — убрав карту в карман, Веселый Ганс поднялся со ступенек.

Миша тряхнул головой — пора.

Лесную дорожку долго искать не пришлось, приятели просто прошлись вдоль заброшенной деревни, мимо покосившись, с пустыми глазницами окон, изб — так к дороге и вышли.

— Смотри-ка, когда-то и клуб тут был, — опер кивнул на приземистое, с деревянным портиком, здание. — Танцы-шманцы, кино….

— Да, кипела когда-то жизнь, — невесело усмехнулся Миша. — Вон, и столбы остались — электричество… радио, телефон.

— Телевизоры…

— Не, думаю, до телевизоров эта деревня не дожила. Наверное, уже к семидесятым в ней никого не было… Тут много таких селищ.

— Все перестройка…

— Нет, перестройка тут ни при чем. Говорю ж тебе — семидесятые. Сначала Хрущев — агрогорода — в поселки крестьян сгоняли, на центральные усадьбы, потом — Брежнев — «указ о бесперспективных деревнях». Так вот и сгубили.

— Гады!

— Не совсем. Тут объективный процесс — урбанизация называется. Думаешь, легко в деревне жить? Тут не город, все время вкалывать нужно, это кроме колхоза: дрова, огороды, скот… А когда еще клуб закрывают, да школу… да детского садика нет… Ну, куда людям деваться?

— Конечно, в город.

— Вот и я о том. Заводы работали, жилье строили — чего не жить?

Так, за разговором, и не заметили, как прошли километра три, и резко остановились, увидев за деревьями свинцовый блеск озера. Озеро, лес, заросшая пожухлой осенней травою дорога, больше напоминавшая просеку. И тишина кругом, только дятел неутомимо стучит да где-то далеко — но слышно — кукует кукушка. И никого.

Михаил почесал затылок:

— Да где же они все есть-то? И где грунтовка?

— Погоди… — Василий развернул карту. — Ага… Это не то озеро. Это — Гагарье. Еще и полпути не прошли.

Возвращенец из прошлого — так он теперь сам себя называл — внимательно осмотрелся вокруг… показалось вдруг, что желтые кусты, что у самой воды, чуть шевельнулись. А ветра, между прочим, не было.

— Слышь, Вася… — Михаил понизил голос до шепота. — Кажется, там, у озера, кто-то есть. Ну, такое ощущение — будто смотрит кто.

— Ага. — Опер прищурился. — Точно. Прячется за кустом какой-то черт. Причем — не очень-то и умело прячется. А зачем доброму человеку скрываться?

— Думаешь — бандит?

— Все может быть… Притомились, выставили часового. Как бы знак не подал, — Веселый Ганс задумчиво поджал губы. — Вот что, будем себя вести, как будто мы обычные рыбаки… пришли вот, к озеру, что в этом подозрительного? Сейчас ближе подойдем, взглянем… Эх, мы в такие шагали дали, что не очень-то и дойдешь!

Миша подхватил и, гнусаво коверкая песню, оба свернули к озерку. Подошли к самой воде, умылись…

— Не, сетки лучше не здесь ставить, — подмигнув, громко заявил Василий. — Лучше — там! Пойду-ка, посмотрю дно.

Сказал — и быстро пошел к кустам.

Оп-па! Дернулись ветки… И выскочил из кустов… босоногий пацан… бросился бежать, да неудачно, споткнулся…

Тут его опер и схватил за руку, да и Михаил подбежал.

— Ты что ж это, парень, от добрых людей бегаешь?

Мокрый мальчишка дернулся, затравленно сверкая светлыми из-под соломенных спутанных волос глазами…

— Ты кто такой, парень? Ну, отвечай!

— Трофиме язм… — испуганно отозвался парнишка. — Новгородции мы…

Миша вздрогнул:

— Трофим? Новгородец?

И тут же вспомнился Федоровский вымол, «водяники», пропавшие с усадьбы тысяцкого Якуна отроки — Трофим и Якся.

— Трофим… Не на тысяцкого усадьбе живаху?

— Там… Господи… А я ж тебя вспомнил, мил человече! Ты — Мисаил? — Парнишка не менее удивленно хлопнул ресницами. — Мисаиле… На усадьбе жил. Молодого Сбыслава Якунович — друже… Господи… Или ты — оборотень? Чур меня, чур…