Магия крови - Алекс Градов Страница 67

«В самом деле», — подумал я.

Сразу стало легче. Подумаешь, мир развоплощался! Меня, дракона, это не пугало — я сам себе был опорой.

Грег остановился возле решетки Капеллы.

— Кстати, я обещал тебе показать алтарь, — услышал я его голос. — Посмотри налево.

На углу площади стоял призрачный киоск «Экскурсионное бюро», а над ним тянулось к небу нечто вроде редких, слабо светящихся нитей. Дождь, который неторопливо шел снизу вверх. Золотые нити тянулись в тучи, свиваясь в косматый светящийся жгут, и таяли в них.

— С каждого купленного билета невидимая десятина перепадает Мертвому.

— Неплохо устроился, — пробормотал я.

Мы двинулись дальше. Хотя шагах в пяти от нас находились ворота, Грег с Ники прошли прямо сквозь решетку. Мы последовали за ним. Решетка помешала нам не больше, чем настоящая голограмма. Мы миновали первый двор Капеллы, свернули в темную подворотню, но, когда прошли ее насквозь, светлее не стало. Откуда-то лился бледный свет фонаря, почти не разгоняя тьму.

Грег провел рукой по лицу и закрыл глаза. Звезда у него на лбу едва тлела. Все лучи снова были одинаковой длины. Ощущение голограммы вокруг постепенно пропало. К миру плавно и незаметно вернулись плотность и объем.

Но это был какой-то другой мир. В моем мире остался ясный летний вечер в центре города — а тут ночная темнота, холод и безлюдный двор-колодец… Мы совершили переход — но куда? Я слегка занервничал и незаметно огляделся в поисках Входа…

— Отдохнем? — предложил Грег.

— Зачем? — удивилась Ники. — Вы что, устали?

— Устать не устали, а перекурить можно, — неожиданно охотно согласился Валенок.

Он потянулся за сигаретами, вытащил пачку, щелкнул зажигалкой и чертыхнулся. На конце зажигалки плясал прозрачно-черный язычок пламени. Под насмешливым взглядом Ники Валенок попытался прикурить от него, но ничего не вышло. Так-так! Кажется, не одного меня заставляла нервничать явственно ощущаемая близость Нижнего мира…

— Алекс, на всякий случай предупреждаю — вести разговор буду я, — объявил Грег. — Заговоришь, только если тебя о чем-то спросят. Мертвый твои выходки терпеть не станет.

— Говорят, Мертвый сейчас довольно слаб, — небрежно заметил Валенок.

— Слаб — для бога. Он потратил всю силу, чтобы освободиться, и сейчас с трудом ее восстанавливает. Чтобы удержаться у власти, ему пришлось отдать целый район города.

— Это какой?

— «Черная жемчужина».

Я удивился. В Питере такого района не было. Но название показалось смутно знакомым.

— Чайна-таун? — хмыкнул Валенок. — Ишь ты! Продался китайцам?

— Придержи язык! Верно, ему помогал один китаец, но бескорыстно, по собственной воле.

— Я его знала, — неожиданно ностальгически сказала Ники. — Бессмертный из Озерков. Жалко, что он погиб.

— Не погиб, а переродился. Его собратья помогли Мертвому. И до сих пор помогают…

Грег посмотрел на меня золотыми зрачками.

— Но чтобы разделаться с молодым драконом, сил ему вполне хватит.

— Не беспокойся, я не подам ему повода, — ответил я. — Так это из-за него тебя разбудили?

— Да. Он хочет мне что-то сообщить.

Из подворотни мы перешли в темный двор. Фонарь освещал только небольшое пятно брусчатки прямо у нас под ногами. Я поднял взгляд наверх, но увидел глухую черноту — никакого намека на звезды. Небо вдруг показалось мне тяжелым, как свод склепа.

— Где мы? — спросил я севшим голосом. — Это ведь не то, что я думаю…

— Нет, — подтвердил Грег. — Хотя и нечто в том же духе. Дворы Капеллы — не Вход, а Перекресток. Тут всегда есть еще один лишний поворот. Хорошее место, чтобы встречаться с существами с той стороны.

— И что теперь?

— Ждать.

Ники коснулась руки Грега и о чем-то тихо с ним заговорила. Валенок шумно вздохнул, вытащил сигареты и снова принялся мучить зажигалку.

— Эй, Леха, — прошептал он, окончательно убедившись, что закурить не получится. — Хочешь, научу тебя вызывать Мертвого?

— Нет.

— А придется!

— Отвали.

— Все элементарно! Главное, прийти в правильное место и прочитать там заклинание призыва — и вот он, бог, весь к твоим услугам!

— Не знаю я никаких заклинаний!

— Ты в школе учил какие-нибудь стихи о Петербурге? Можно и песню: «Когда переехал, не помню! Наверное, был я бухой!»

— Хватит издеваться, — проворчал я.

Черт его знает, а вдруг не шутит?

— Ну не хочешь Шнура, давай из классики! — не унимался Валенок. — «Люблю тебя, Петра творенье!»

Я оглянулся на Грега и Ники, чтобы проверить, не смеются ли они. Но они были поглощены беседой. Тогда я пожал плечами, откашлялся, встал в позу и с выражением продекламировал:

Люблю тебя, Петра творенье!

Люблю твой строгий стройный вид!

Невы какое-то теченье!

И что-то там еще гранит!

— Класс! — упоенно отозвался Валенок. — Шаман!

…твоих ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный…

Строчки то всплывали в памяти, то не всплывали, и я пропускал их. На месте этого «бога» я бы, конечно, не пришел. Или пришел бы, чтобы вломить мне как следует за кощунство.

Грег и Ники прервали свою беседу и смотрели на меня широко распахнутыми глазами. Валенок размеренно кивал, словно учитель, вытягивающий на тройку закоренелого двоечника.

…и светла адмиралтейская игла!

Я закончил и светски раскланялся. Словно в ответ, из темной подворотни ударил холодный ветер.

— Смотри-ка — подействовало! — раздался голос Валенка, полный искреннего изумления.

По спине побежали мурашки — не от холода. В темноте проступили слабо светящиеся очертания арки. Точнее, аркады. Уходящий в бесконечность ряд арок, и над каждой горит фонарь…

Из этого фантастического коридора донесся звук отдаленных шагов.

Я случайно взглянул под ноги и ахнул. Вокруг нас на брусчатке всходили колосья! Зеленые, светящиеся колосья пробивались прямо среди булыжников!

Пораженный их видом, я пропустил миг, когда в аркаде возник силуэт идущего человека. Выйдя из последней арки, он остановился. Я впился в силуэт взглядом, но не мог разглядеть даже лица. Тень окутывала пришедшего, превращая его в призрак, в размытый рисунок тушью. Материальны были только его тяжелые черные ботинки — дорогие, но потертые, облепленные комьями грязи. Такая жирная земля бывает на кладбищах…

Неожиданно мне вспомнились эти самые дворы Капеллы, какими они были в девяностые. Тут вполне можно было переломать ноги — темно, перекопано, загажено.