Ученица чародея - Галина Манукян Страница 66

Цокали копыта, покачивалась карета под жалобное поскрипывание пружин. За окном мелькали деревья. Моя голова и рука покоились на чьей-то широкой груди, нос уткнулся в мягкую ткань сюртука. Ухо щекотала прядь волос, развеваемая ветром.

Чувствовала я себя неважно, но от того, кто был рядом, исходило теплое умиротворение и ощущение чего-то родного. Мое сердце радостно забилось, и я прошептала:

– Этьен!

– О! Наконец-то вы очнулись, мадемуазель Абели! Это не Этьен, это всего лишь я, – с радостью, смешанной с легкой досадой проговорил Огюстен.

К своему смущению, я поняла, что прильнула к груди великана, обняв его так, что от репутации приличной девушки уже не осталось камня на камне. Святая Клотильда, что происходит?!

– Простите, забылась, – пробормотала я и отодвинулась. Впрочем, сиденье показалось узким или Огюстен был настолько большим, что особенно отодвигаться было некуда.

Огюстен поправил съехавшее с моего плеча одеяло – «Гм, а откуда оно взялось?» – и заботливо спросил:

– Как вы, мадемуазель Абели? Я очень переживаю за вас.

– Благодарю, – начала я и запнулась, ибо для описания моего состояния лучше всего походили бранные слова и сравнение с рваным башмаком, по которому проехала не одна четверка тяжеловозов. К тому же я не понимала, где нахожусь и почему, какое время суток и куда мы едем. Поэтому лишь пробормотала: – Благодарю, сносно.

Огюстен радостно вздохнул.

– А я, признаться, уже думал, что зря послушал вас, и нужно было дать вам отлежаться в Сен-Мартэне. Вы ведь чуть не умерли, как сказал доктор. Но вы так настаивали, что надо ехать, даже кричали и плакали, – извиняющимся тоном сообщил Огюстен, подтыкая под меня одеяло с внешней стороны, – и я приказал запрягать.

– Я? Настаивала? Сен-Мартэн? – промямлила я, поднимая непонимающие глаза на великана.

Нет, вряд ли он меня обманывал, уж слишком доброе у него лицо. Но отчего такая трогательная забота в глазах? Он же меня боялся и сторонился.

– Как, не помните?! Конечно, вы. Хотя доктор предупреждал, что возможен делирий и провалы в памяти, – кивнул Огюстен. – Ох, и напугали вы меня, мадемуазель!

– Что напугала, помню, – заметила я, вспоминая стеклянные глаза своего первого Голема и его злоключения, тут же в памяти ожила страшная ночь в подземелье, и я вздрогнула. – Простите меня, мсьё. Поверьте, это не повторится. Я научилась себя контролировать. Даже в подвале у инквизиторов не стала думать о вас, чтобы не причинить зла. Довольно с вас моих ошибок!

– Инквизиторы?! Ах, святой Бонифас! А мы-то гадали, кто похитил вас и что произошло. Неудивительно, что вы были едва живы, когда я вас нашел, – вытянулось лицо Огюстена, но пару мгновений спустя его глаза засветились иным блеском: – Однако позвольте выразить, сударыня, бесконечное восхищение вашим мужеством и неравнодушием к моей скромной персоне! Я несказанно рад, что мадам Тэйра именно мне поручила перейти границу, чтобы искать вас в Сен-Мартэне, пока остальные отправились прочесывать лес. Я рад, что нашел вас и смог помочь. Пути Господни неисповедимы. И, Господь свидетель, я нисколько не держу на вас зла за ту мезавантюру, в коей мы с вами оказались. Сначала я был сердит, не скрою, но мадам Тэйра мне многое пояснила, и теперь, напротив, я счастлив послужить хоть немного такой неординарной особе, как вы. Для меня – большая честь сопровождать графиню де Клермон-Тоннэр в Париж!

Огюстен тряхнул вихром и страстно припал губами к моей руке, смутив меня еще больше.

– Позвольте, – я все-таки попыталась отстраниться от великана как можно дальше, – я графиня лишь наполовину. И я думала, что вы жаждете расстаться со мной, едва вернетесь во Францию.

Огюстен мягко улыбнулся:

– Мадам Тэйра несколько приоткрыла завесу грядущего, и я понял, что нет для меня сейчас важнее долга, нежели сопровождать вас и защищать, мадемуазель!

Он снова прижался горячими губами к моим бледным пальцам. Я сглотнула. Ни кричать, ни вырываться сил у меня не было, их хватало лишь на то, чтобы недоумевать и безмолвно восхищаться хитростью моей древней родственницы. Интересно, какими посулами она так изменила отношение Огюстена ко мне?

Но тут великан с искренним сожалением добавил:

– Я так же хотел бы выразить вам мои безграничные соболезнования по поводу трагической гибели мсьё Этьена. Знаю, он был вам небезразличен…

И тут я вспомнила, в душе все оборвалось – Этьен погиб! Мои глаза налились слезами, и ощущение умиротворения мгновенно развеялось. Я поднесла руки к лицу, и увидела, что в левой все еще сжимаю рубин. Почти черный. В груди сдавило – теперь ясно, почему.

* * *

Как в калейдоскопе перед глазами понеслись воспоминания. Что из них было реальностью, а что кошмарным сном, я не знала – память выделяла все одинаково четко, не позволяя разграничить одно от другого.

Мелькнули глаза демона, затем французские солдаты на мосту. Огюстен понес меня в карету, а в следующее мгновение я уже лежала на твердой кушетке в какой-то комнате с громадным зевом камина, разверзшимся почти до самого потолка. Надо мной склонился курчавый мужчина с выбритыми до синевы щеками.

– Плохо дело! – отчеканил он, щупая мой пульс и рассматривая огромный синяк у локтя. – Потеряла слишком много крови.

– Мсьё Дюпре, я не поскуплюсь, – из-за спины врача показался Огюстен. Звякнули монеты в толстом кошельке. – Говорят, вы хороший врач.

Тот потер длинными пальцами подбородок:

– Если только трансфузию попробовать. Вы – родственник?

– Гм… Нет. Я – друг семьи. Извините, сударь, не совсем понял, что вы предлагаете.

– Кровь перелить из вас в мадемуазель. Не смотрите так – не всю, разумеется. Решитесь? Процедура неприятная и утомительная.

– Кровь… – пробормотал неуверенно Огюстен. – А это ее спасет?

– Есть шанс, по крайней мере. Небольшой. Иначе забирайте ваши деньги – пригодятся на похороны.