Джинкс - Сэйдж Блэквуд Страница 66

Ему хотелось снова покинуть пропитанное болью тело. Зря он сюда вернулся.

– Все хорошо, – сказал Симон. – Все хорошо, Джинкс.

Это звучало как мольба, не заверение.

– Да, – с немалым трудом выдавил, наконец, Джинкс. Все хорошо. Боль ушла, оставив по себе лишь жуткое воспоминание, от которого, решил он, обязательно надо будет избавиться.

– Ну вот, давай сюда питье, поднеси к… да нет, не обливай же его, дурочка! Сходи за другим.

– Извините, – прозвучал голос Эльфвины. – Но вы совершенно уверены, что, сказав хоть разок «пожалуйста», прямо на месте и умрете?

– Пожалуйста. Не шевелись, Джинкс. Полежи, пока твои кости не срастутся полностью.

– Думаю, уже срослись, – ответил Джинкс.

Он почувствовал, как чьи-то корявые пальцы сдавливают и тыкают его то там, то сям. Бесцеремонность их злила Джинкса, но сил противиться у него не было.

– Да, бурундучок починился, – подтвердила Дама Гламмер. – Видите? Косточки как новенькие.

Ее ладонь скользнула под спину Джинкса:

– Даже хребет.

Мыслей ее Джинкс не видел. Как не видел и прежде. Но даже с закрытыми глазами он чувствовал, насколько изумлен Ривен, видел большой оранжевый шар его удивления. Эльфвина же излучала облегчение и мерцающее ярко-синее счастье от того, что Джинкс вернулся, – и такими же чувствами сиял Симон.

Джинкс слышал, как Эльфвина плачет. И это нисколько не соответствовало тому, что она чувствовала. Какие они все-таки странные создания – люди.

– Уйдите отсюда, пусть он отдохнет, – сказал Симон.

Послышались шаги, все ушли – кроме Симона. Джинкс медленно открыл глаза. Симон смотрел на него, но, увидев, что глаза Джинкса открываются, фыркнул «пф!», поднялся на ноги и начал прибираться в мастерской. Раньше он никогда этого не делал. Ждал, пока приберет Джинкс.

Джинкс провожал его взглядом. Ни радости, ни облегчения лицо чародея не выражало, оно говорило только одно: хлопот с этим мальчишкой не оберешься, – и отсюда следовало, что выражения лиц и слова, которые избирают люди, не всегда похожи на происходящее в их головах. У Симона из-под угрюмости пробивалось теплое голубое облако, которое, расширяясь, охватывало и Джинкса, и тот впервые сообразил, что оно существовало всегда.

– Однако этого мало, – выговорил Джинкс.

Симон, вытряхивавший в окно пепел, обернулся:

– Чего именно?

– Голубого облака.

Рябь розоватой тревоги пробежала по облаку, но до лица Симона не добралась.

– А не позволишь ли ты и мне поучаствовать в том разговоре, который совершается только у тебя в голове?

– Ты не имел права отбирать у меня мою магию, – сказал Джинкс. – Или жизнь. Можно мне еще попить? Пожалуйста, – добавил он, надеясь подать Симону хороший пример.

Симон встал рядом с ним на колени, дал ему воды.

– Спасибо, – сказал Джинкс. – Почему ты не пришел раньше?

– В смысле, чтобы спасти тебя? Ты отправился именно в то место, к которому я просил тебя не приближаться…

– Нет, не просил.

– Еще как просил. Я же говорил тебе: держись подальше от Костоправа. Ты когда-нибудь слушал, что я говорю?

– Да. Все время, – ответил Джинкс. На него наваливалась усталость. – Но ты же следил за мной через Дальновидное Окно, для того и дал мне ту золотую птичку. Почему же не пришел быстрее? Или ты не следил?

Симон отвел взгляд в сторону.

– Я был занят.

– Ты забыл. Ты всегда обо мне забываешь.

– Глупости. Я просто позволяю тебе взрослеть.

– Ты был слишком занят ссорами с Софией, вот и забыл обо мне, – сказал Джинкс. Ах, ну конечно же… – Так тебе стало лучше?

– Гораздо лучше, спасибо, что спросил, – язвительно ответил Симон. – В первые несколько дней после твоего ухода я наблюдал за тобой, но потом… да, ты прав, это вылетело у меня из головы. Я даже не догадывался о происходящем, пока Дама Гламмер не навестила меня, дабы радостно сообщить, что направила вас в Костяное гнездо и что Костоправ намерен убить тебя тридцать первого августа, – а появилась она тридцатого.

– Как она об этом узнала? – спросил Джинкс.

– Полагаю, Костоправ ей весточку послал.

– Он посылает ей весточки? Выходит, она с ним заодно?

– Дама Гламмер заодно только с самой собой.

– Но она же…

– Знакомых не выбирают, – коротко ответил Симон.

– Как она может водить знакомство с…

– Я ведь говорил тебе, что и ее следует сторониться. Послушай, раз уж ты не спишь и не прочь поболтать, может, расскажешь мне, как гостил у Костоправа?

Джинкс так и сделал. Ему казалось странным, что он думал когда-то: Симону доверять нельзя. Впрочем, это было после того, как он лишился своей магии. Теперь же он все видел ясно и знал, что может верить Симону, – во всяком случае, верить, что тот так Симоном и останется. Но это было его личной проблемой.

По крайней мере, он снова видел перед собой прежнего Симона – того, каким тот был до «бутылочного» заклинания.

– Он говорил, что ты убил меня.

– Вот как? Ну, тут он ошибся.

– Хотя ты ведь и убил. Засунул мою жизнь в бутылку…

– А потом вернул тебе. Она же вернулась, верно?

– Да, но Костоправ сказал, что…

– О, теперь Костоправ стал у нас главным судьей истины, так? Вся сложность как раз в том и состояла, чтобы не убить тебя. Это и делало заклинание столь трудным.

– Он обошелся с тобой точно так же.

Симон промолчал.

– Упрятал твою жизнь в бутылку.

– Да, – ответ сопровождала холодная, зеленая, злая мысль.

– Он думал, что ты поручил мне выкрасть ее, – сказал Джинкс.

– Я никогда не сделал бы этого. Тем не менее… – повисла долгая, трудная пауза. – Благодарю тебя.

– Не за что. Но почему твоя жизнь оказалась в его руках? Нет, я понимаю, он использовал твою жизненную силу, но почему ты позволил ему это? Или он обманул тебя?

Как ты обманул меня?

Симон встал, отошел к верстаку и принялся возиться с тем, что на нем стояло. Джинкс слышал, как он открывает шкатулки, передвигает сосуды, и думал, что Симон ему не ответит. Самые разные мысли и чувства сердито сшибались друг с другом на поверхности сознания Симона.

– Это обычная цена, – наконец, произнес Симон. – Все время учебы ученик позволяет чародею пользоваться своей жизненной силой.

– Так ты был его учеником? – вот уж чего Джинкс никак не ожидал.