Запретная магия - Энгус Уэллс Страница 66

— Торговые центры Кандахара — это Гхомбаларь и Вишат'йи, а «Морской плясун» отправился в Гхомбаларь еще вчера.

Каландрилл пожал плечами, наблюдая за тем, как она ощупывает его колено. Боли он почти не чувствовал.

— Мы отправляемся в глубь страны.

Сулеймана наложила ему новую повязку.

— Там одни лишь фермы. Если только вы не едете в Нхур-Джабаль.

— Именно туда мы и едем.

Ему не хотелось об этом распространяться, но дальнейшие отговорки могли пробудить подозрение.

— А теперь я посмотрю живот.

Он наклонился, чтобы дать ей возможность развязать повязку. Рана уже заживала, кожа срасталась и розовела.

— Чуть-чуть бы пониже… — усмехнулась она, и Каландрилл покраснел. — Но тебе повезло. Просто царапина. Через пару дней все заживет, и ты вспомнишь о ней, только когда будешь рассказывать об этом детям.

Она наложила мазь и опять перебинтовала рану.

— А коленка?

— С коленкой дело хуже, — коротко сказала она. — Я попрошу Суринима вырезать тебе палку, и завтра можешь потихонечку начинать ходить. Но недолго! Как только почувствуешь боль, немедленно в кровать. Если ты сейчас слишком натрудишь ногу, то останешься хромым на всю жизнь. Тебе страшно повезло, что она не переломилась.

— Сколько я еще не смогу путешествовать? — спросил он.

— Ну вы, лиссеанцы, — покачала она головой. — У вас только дела на уме.

— Сколько? — настаивал он.

— Ходить без чужой помощи ты сможешь в лучшем случае через неделю. А может, тебе понадобятся и все три, чтобы полностью поправиться.

Видя его удрученное лицо, Сулеймана пожала плечами и сложила снадобья в чемодан.

— Твой товарищ все равно будет все это время на попечении Филомена. Подеста совершает объезд, а он торопиться не любит. Да к тому же он захочет поговорить и с тобой.

— Три недели, — пробормотал Каландрилл.

Сулеймана кивнула.

— А в Мхерут'йи можно купить лошадей? — спросил он. — У меня есть деньги.

— У старика Дахаммана имеются лошади на продажу, — сказала она. — Но верховая езда тебе тоже противопоказана. Да и Филомен не позволит тебе уехать.

— А он что, единственная власть в Мхерут'йи? Выше никого нет?

Целительница рассмеялась.

— Нет. Филомен — наш ликтор, а на большее, чем ликтор, мы не тянем. Надо было вам оставаться на «Морском плясуне» и с ним отправляться в Гхомбаларь, если уж вы так спешите.

— Но мы не остались.

— Вот именно. И теперь вам придется торчать здесь до тех пор, пока подеста не отпустит вас.

— А он отпустит?

Она поджала губы, затем кивнула.

— Тот, кого убил твой товарищ, — чайпаку, а убить чайпаку — не преступление. Да-да, подеста отпустит вас, как только утрясет все формальности. Но до тех пор Филомен будет держать вас у себя. Временами им вдруг овладевает желание продемонстрировать свою власть.

— Может, он передумает? — спросил Каландрилл и замолчал, не будучи уверен в том, как она его поймет и не донесет ли ликтору. — Деньги не заставят его передумать?

— Нет. Филомен не очень-то умен, но он честен. Даже и не пытайся подкупить его.

Он кивнул. Сулеймана улыбнулась и встала.

— Не гони лошадей. Три недели — это не так уж много.

Целая вечность, подумал он. Чайпаку этого будет достаточно, и то судно тоже уже доберется до Мхерут'йи. Однако вслух сказал:

— Делать нечего.

— Именно, — подтвердила она. — Ты должен мне три варра.

Он передал ей деньги.

— Спасибо. Приходи ко мне через пару дней. И не слишком усердствуй.

Каландрилл кивнул, и Сулеймана вышла, оставив его в одиночестве.

Три недели! Столько ждать невозможно — слишком долго. Надо попробовать, и, когда он сможет ходить, надо будет купить лошадей и освободить Брахта. Он лежал на спине и обдумывал, как это лучше сделать. Скорее всего, кернийца держат в том форте на молу. При помощи колдовства Варента он проникнет туда незамеченным… отыщет Брахта… достанет ключ… Где его содержат? В камере? Талисман делает невидимым только одного. Он покачал головой, пытаясь быть хладнокровным. Он добьется своего! Другого выхода у него нет, от этого зависит судьба мира. Как только он начнет ковылять, отправится в форт и что-нибудь придумает.

Чуть повеселев, он стал дожидаться ужина.

На следующее утро Суриним принес ему палку. Видимо, Сулеймана успокоила слугу, поскольку сегодня при нем не было дубинки, и он смущенно улыбнулся, ставя палку к кровати Каландрилла. Как только Суриним ушел, Каландрилл тут же оделся и неуклюже выбрался из постели. В коленке глухо пульсировала кровь, но все же, хоть и прихрамывая, он смог сделать несколько шагов, тяжело опираясь на палку. Он прошел по коридору до парадного входа в гостиницу. Мать Райми наблюдала за его упражнениями из-за занавесок, и он улыбнулся ей, но она тут же спряталась. Каландрилл заковылял по улице.

Солнце ярко светило с неба, словно выскобленного беспощадным гахином до холодного, серебристо-голубого цвета. Лежа в кровати, он и представить себе не мог, насколько силен этот ветер, и вот теперь чувствовал на себе его горячее тяжелое дыхание и понял, почему его называют дьявольским ветром. Гахин обжигал горло, колол лицо песчинками так, что приходилось щуриться, плеваться и отворачивать голову. Он начал быстро потеть; его длинные волосы облепили шею, а кошелек раздражал, постоянно хлопая по груди. Улица была пустынна; Мхерут'йи словно вымер. Пыль кружила на его узких сонных улочках, а люди прятались от нудного ветра по домам. Он вытер губы и решил все-таки побродить по городу.

Осмотр не занял много времени. Даже несмотря на то, что ему приходилось часто останавливаться, чтобы дать передохнуть ноге, которая так и грозила переломиться под его весом, ему удалось основательно познакомиться с городом еще до наступления темноты. Он нашел конюшни, о которых ему говорила Сулеймана, заплатил за двух лошадей и договорился с Дахамманом, что заберет их, когда подеста отпустит Брахта. Он поужинал в грязной харчевне и, ковыляя, отправился к морю, с сожалением обнаружив, что и на берегу гахин не смягчается. В гавани стояло несколько рыболовецких лодок. Облокотившись о стену склада, Каландрилл внимательно осмотрел серый остов форта. Это было самое высокое здание в Мхерут'йи — двухэтажное, каменное, с плоской крышей, оно возвышалось над гаванью; первый этаж был испещрен амбразурами, второй — тоже. В него можно было войти только через одну-единственную дверь, около которой лениво стояли часовые, не обратившие на Каландрилла никакого внимания. Где же они держат Брахта? Он не рискнул войти в форт, отложив это на потом, и заковылял назад в гостиницу, чтобы успеть к ужину.