Чистильщик - Павел Корнев Страница 66

Почуявшие чужое присутствие твари взвились ввысь и скрылись в снежной пелене, а миг спустя разъяренными гарпиями стремительно рухнули с неба.

Хрена! Я вскинул дробовик и, быстро передергивая цевье, выстрелил три раза подряд. Серебряная картечь ослепительными росчерками пронзила вьюгу, попавшие под удар тени развеялись, остальные заложили крутой вираж и разлетелись в разные стороны.

Не суйтесь!

Перезарядив обрез, я раздавил колбочку и черным порошком прочертил по снегу вокруг себя защитный круг, но особо легче после этого не стало. Зубы по-прежнему выбивали дробь, а татуировки на правом предплечье прожигали плоть своим черным пламенем до самых костей.

Надо убираться отсюда, пока не загнулся!

Надо – да, но сначала дело.

Дрожащими пальцами я выставил таймер бласт-бомбы на десять минут и зашвырнул чемоданчик как можно дальше. Собравшись с духом, шагнул к едва различимому в снежной пелене забору и неожиданно понял, что в отличие от прошлого раза магическая буря хоть и швыряет из стороны в сторону, но скорее подталкивает в спину, нежели пытается задержать.

Вот уже калитка, вот она…

Судорожно дернувшись, я вывалился в реальный мир и поспешно откатился в сторону. Пока откашливался и отряхивался от снега, один из охранников спрятал обрез в сумку и потребовал вернуть патроны.

– Валим отсюда, – отмахнулся я и поспешил прочь. Пусть ломота и начала постепенно отпускать, а татуировки больше не жгли каленым железом, но находиться рядом с призрачной дырой, из которой сочилась магическая энергия, было просто невмоготу.

– Все сделал? – нагнал меня парень с сумкой.

– Да. Через десять минут рванет.

Мы вышли за ограду, я избавился от патронов и остановился рядом с Виталием, который вытащил из кармана пачку сигарет и закурил.

– Слушай, ничего личного, просто так получилось…

Водитель затянулся, сплюнул под ноги и вполне ожидаемо заявил:

– Сука ты, Лед, вот ты кто…

– А сам? – спросил я, легонько прикоснувшись к распухшему носу. – Я-то тебя вполсилы приложил…

– Да ну? – Виталий выкинул недокуренную сигарету в урну и достал мобильник. – А на моем месте если бы оказался?

– Человеку со столь тонкой душевной организацией от таких экспериментов лучше воздержаться.

– Вот я и говорю… – Парень не закончил фразу и поднес телефон к уху. – Готовность пять минут.

Я только пожал плечами и прислонился к забору педучилища. Нервы вновь начали пошаливать, и ожидание тянуло жилы ничуть не хуже средневекового палача. А стоило вспомнить о том, что изрядная часть города уже послезавтра может провалиться в Приграничье, окончательно стало не по себе.

Да и послезавтра ли?

А если бласт-бомба на «пузырь» как-то не так подействует?

Но тут ограда легонько дрогнула, донесся мимолетный всплеск магической энергии, следом качнулась земля и зашелестели ветви деревьев. А миг спустя на голову посыпались желтые листья. Это в июне-то…

– Уже? – спросил Виталий.

– Да, – уверенно подтвердил я.

Водитель взялся за телефон; я с охранниками дошел до задней калитки и не уловил там ровным счетом ничего необычного. Словно аномалии здесь никогда и не было. Чистая работа.

Когда вернулись к Виталию, тот еще продолжал трепаться с кем-то по телефону. Я немного подождал, разглядывая футболку, на темно-оранжевой с черным рисунком ткани которой пятна крови смотрелись совершенно органично, потом не выдержал и тихонько тронул парня за плечо.

– Ты с кем?

– С Шептало, – ответил водитель, отгородив микрофон ладонью.

– Дай.

– Владимир Николаевич, с вами Лед хочет поговорить. Да, передаю.

Я забрал мобильник и спросил:

– Алло, Владимир Николаевич, как все прошло? Нормально? А куда дальше двигать? Куда? Ну спасибо…

Злорадно ухмыльнувшийся Виталий забрал у меня трубку и зашагал к оставленному на парковке внедорожнику.

– Погоди! Что он о результатах сказал? – поспешил я следом. Подчиненные Грачева потащились за нами как приклеенные.

– Сказал: в институт ехать.

– Замечательно, блин!

В раздражении я пнул колесо служебного автомобиля, и тут в кармане задергался телефон. Достал мобильник – звонил Шептало.

– Да? – с некоторой даже опаской ответил я на вызов.

– Еще не отъехали? – первым делом уточнил куратор.

– Нет, а что?

– Тебя кто-нибудь слышит?

Я оглянулся на охранников и, сделав знак им подождать, отошел от внедорожника к крыльцу торгового комплекса.

– Уже нет.

– Оторваться от людей Грачева сможешь? – ошарашил меня Владимир Николаевич.

– Виталий, – отодвинул я трубку от лица. – У тебя вода есть?

– Нет, – ожидаемо ответил злой, как бес, водитель.

– Подождите минуту, – попросил я и забежал в магазин. Прежде чем охранники сообразили двинуться следом, проскочил торговые галереи и выбежал на улицу через второй вход. Сразу свернул на задворки соседнего здания и зашагал прочь. – Оторвался, что дальше?

– В институте не появляйся, на квартиру тоже не ходи, там тебя будут ждать. И телефон отключи. Меня наберешь через час. Все понял?

– Услышал – да, – ответил я. – Понял – нет.

– Делай, как сказано!

– Да объясните толком, что происходит!

– Грачев по неофициальным каналам слил информацию о нештатной ситуации в Москву. Думаю, часа через четыре прилетит борт со спецкомиссией и всех нас отымеют по первое число. По тебе вопрос пока решается, но в любой момент может прийти приказ на задержание. Это тебе ясно?

– Ясно, не тупой. А почему до прилета комиссии нельзя остальными «пузырями» заняться?

– А еще говоришь, не тупой, – донесся до меня тяжелый вздох куратора. – По-твоему, бласт-бомбы на деревьях растут? Одну завтра к утру из учебного центра перешлют, еще одну в Форте до ума доводят.

– И это все? – охнул я. – Подождите, а сколько времени мы отыграли?

– Сутки. – И короткие гудки.

Сутки? Сутки – это ни о чем. Еще и Грачев, стукач, подгадил…

Я выключил телефон, и сразу сдавила сердце непонятная тяжесть. Опять, блин, на нелегальном положении.

Ну, что за жизнь такая?

Решив хоть как-то отвлечься, я зашел в магазин во дворе общаг и надолго завис там, разглядывая рядком выстроенные бутылки с пивом. Точнее с некоей жидкостью, за пиво выдаваемой. Все ж на концентратах, поди.

Потом взгляд зацепился за этикетку с советским знаком качества, и я выложил на прилавок тридцать рублей.