Конец света сегодня - Надежда Первухина Страница 66

– А почему я должен выкручиваться?

– Да потому что ты монах, а монахам не положено иметь связи с прекрасным полом!

– Ну это вы загнули. Погодите, вот я расскажу вам такую историю! Но сначала стихотворение.

Ты хочешь, чтобы умер я, скажи – и я умру.

Одну золу, одну золу увидишь поутру.

Ты хочешь, чтобы я ушел, конечно, я уйду.

О как звонят колокола в кладбищенском саду!

Я вышел прямо из земли, вернусь туда я вновь.

Ничто меня не исцелит: ни вера, ни любовь.

Я стану снегом на щеках, слезой чужих ресниц.

Я просто боль, я просто прах из прожитых страниц.

Когда-то я знавал лишь рай, но ты познала ад.

Ну что ж, нет дыма без огня, никто не виноват.

Я не скажу, что тяжела судьба идущих в тьму.

Но я хочу, чтоб ты жила по слову моему.

– Сколь мудро это стихотворение! – воскликнул Жуй Железная Крыса. – Воистину становится ясно, что написал его человек, умеющий разговаривать с Небесами и слушать Небеса.

– Даже как-то неудобно говорить теперь о женщинах. Тема уж очень щекотливая.

– Ничего подобного, – возразил монах Куй. – Я расскажу вам о женщине, которая сыграла большую роль в моей судьбе, и это будет вполне благочестивый рассказ.

– Что ж, слушаем, слушаем!

– Был я в то время еще светским человеком, – начал монах Куй по прозвищу Аист Не Вовремя. – Но уже тогда любил посещать храмы и монастыри и имелась во мне тяга к одиночеству и созерцательности. И вот однажды пришел я в храм накануне большого праздника. Во дворе было много народу, все покупали свечи и благовония, все старались протиснуться поближе к храму, чтобы слышать богослужение, и я тоже засуетился. Но тут на моем пути возникла целая стая нищих.

А надо вам сказать, что я терпеть не мог нищих и считал их прощелыгами, вшами на теле земли, обманщиками, вытягивающими деньги из простаков. У меня были кое-какие средства, и уж их-то я не собирался тратить на нищебродов.

Нищие навалились на меня и стали требовать подаяния. У меня же была при себе крепкая суковатая палка, с помощью которой я и стал отбиваться от негодяев. Раздавая им удары, пинки и зуботычины, я попытался войти в храм, но, к моему великому неудовольствию, двери храма оказались запертыми изнутри – началось торжественное богослужение.

– Будьте вы прокляты! – прокричал я нищим.

Они в ответ тоже разразились проклятиями, потирая ушибленные моей палкой места.

Я шагнул было, чтобы добавить им ударов, но вдруг почувствовал, что моего плеча коснулась легкая рука.

«Что такое?» – яростно обернулся я…

И увидел женщину, красоту которой невозможно описать словами. Вы знаете, есть женщины, которым красота не идет, как слишком тесное или слишком просторное платье. А эта дама была из тех, кому красота шла. Она была само совершенство во всем – в облике, в стати, в одежде, в речи. И признаюсь, я оробел перед нею немного.

«Что вам угодно, госпожа?» – опуская палку, спросил я.

«Я хотела бы знать, почему вы проклинаете этих несчастных нищих», – певучим голосом сказала она. А глаза ее так проницательно заглянули в мою душу.

«Они пристали ко мне, и, пока я расправлялся с ними, двери храма закрылись. Теперь я не смогу помолиться и воскурить благовония.

«Двери храма открываются и закрываются неслучайно, – задумчиво сказала женщина. – Значит, вы недостойны войти в храм».

«Это почему же? – возмутился я. – Я не убийца, не вор, не распутник. Живу себе да живу. Почему же я не достоин войти туда, куда входят даже блудницы?»

«Идемте в храмовый сад, там и поговорим об этом, – сказала она. – Но сначала дайте хоть малую толику ваших денег этим несчастным».

«Ни за что! И к чему это вы приглашаете меня в сад? Там, конечно, удобные скамейки и никого нет, но у меня не имеется привычки к случайным связям».

Ее лицо сделалось очень суровым, и от этого она стала еще красивее.

«Ваши мысли недостойны вас, – сказала она. – Это грязные мысли, избавьтесь от них. Я покидаю вас, но знайте: двери храма навсегда для вас затворились. И если вы хотите, чтобы они открылись для вас, – подавайте обильную милостыню».

«Ха! Что ж вы сами не подадите милостыни, раз такая добренькая?»

«У меня нет денег», – печально сказала она, и тут я увидел, что ее наряд более чем скромен. Лишь осанка и достоинство выдавали в ней женщину благородного происхождения.

«Нет денег? Да вы не из этих ли попрошаек? – с насмешкой спросил я. – Ну-ка идите прочь своей дорогой!»

«Вы прогоняете меня?» – чуть удивленно спросила она.

«Совершенно верно».

«Что ж, я уйду. Но мне жаль вас, и я встречусь с вами еще два раза. Если это вас не исправит… До встречи».

Она легко заскользила по земле, подол ее длинного платья струился, словно шелковая река. Она прошла мимо нищих и, воздев руки, благословила их толпу. Нищие склонились перед нею, словно она была из императорской семьи. Я хотел проследить ее путь, но она как-то быстро исчезла из виду.

Что мне оставалось делать? Я не попал на службу, с нищими снова затевать склоку не хотелось, и я боковыми воротами вышел с храмового двора. И только я ступил на неосвященную землю, как ужаснейшая боль скрутила мое тело.

Не помню, как добрался я до дома. Там я немедленно послал слуг за лучшим лекарем.

Лекарь очень скоро пришел, стал осматривать меня: трижды щупал пульс, заглядывал под веки, стучал по коленям особым молоточком, мял живот. После всех этих действий он сказал:

«Ваша болезнь неясна. Одно могу сказать: больны вы серьезно. Боюсь, виной всему смешение желчи с кровью, что может привести к быстрой смерти».

«Послушайте! – взмолился я. – Я ведь еще молод и достаточно состоятелен, я могу заплатить за свое лечение. Помогите мне!»

«Все, что я могу, – это дать вам шарики из трав, снимающих боль и помогающих сну. Ваша болезнь неисцелима».

Лекарь дал мне шкатулочку с травяными шариками, написал, как их принимать, и откланялся.

Оставшись один, я предался плачу и проклятиям. Я проклинал богов за то, что они так немилостивы ко мне, я проклинал людей, которые в отличие от меня были здоровы и счастливы, я проклинал весь мир!

Но боль и усталость взяли свое. Я разжевал один травяной шарик, запил его, как было указано, белым чаем и провалился в сон.

И вот во сне мне явилась та самая женщина. Ее лицо сияло, поступь была величественной, осанка благородной.

«Что же, господин, – сказала она. – Вы заболели?»

«Да, госпожа, – зло ответил я. – Можете порадоваться этому вместе с вашими любимыми нищебродами!»

«Отчего вы так злы? – удивленно спросила она и присела на краешек моей кровати. – Кто обидел вас?»