Азиль - Анна Семироль Страница 65

— Что с водой, Жиль? — встревоженно спрашивает Ксавье — но тот молчит, только дышит часто.

Хочется встать, ногой распахнуть хлипкую дверь исповедальни, вытащить мальчишку из тесной кабинки и, взяв крепко за руку, как прежде, отвести в комнату, что служила ему домом целых шесть лет.

— С тобой тоже что-то плохое, верно? Жиль, можешь не отвечать. Послушай меня: возвращайся. Здесь я смогу тебя защитить, слы…

Едва слышный шорох. Бледный свет, проникающий сквозь решётку, на мгновение заслоняет мелькнувшая тень. До Ксавье Ланглу доносится звук быстро удаляющихся шагов. В исповедальне, кроме священника, больше никого нет.

Бастиан Каро расслабленно лежит в шезлонге на краю бассейна. Взгляд лениво скользит по поверхности воды, следуя за плывущей Софи Робер, урождённой Каро. Бастиан поднимает правую руку со стаканом бурбона и смотрит через него. Огни, подсвечивающие крытый бассейн резиденции Робер, играют на гранях тяжёлого старого хрусталя, отвлекают от забот, завораживают.

— Что-то раскормил ты жену, — со смешком кивает Бастиан Пьеру. — Гляди, какие от неё волны!

— Да нормально Софи выглядит, перестань! — Робер машет рукой из своего шезлонга. — Это в вашей семье худоба в цене.

— Это всё мать. Она считает худобу и здоровье синонимами. Хотя Амелию вечно пичкает сладостями, — Бастиан ставит стакан на плиточный пол, садится на край шезлонга. — Кого вам пообещал отец Ланглу?

Пьер с удовольствием тянется, мечтательно улыбается.

— Мальчишку. Перенос эмбриона в Сад прошёл отлично, генетический анализ утверждает, что наследник родится безупречным. Правда, Софи вся извелась от скуки за те три дня, что пришлось провести в Соборе.

— Ну что делать, раз перенос эмбриона требует наблюдения медиков.

— Осталось подождать каких-то полгода. Моя очередь изводиться, — смеётся Пьер.

— Кормилицу присмотрел?

— Этим Софи занимается. Кандидаток много. Все хотят есть от пуза и жить в Ядре. Я бы сошёл с ума, пытаясь понять, которая из них сможет достойно вырастить ребёнка.

Бастиан тянется за стаканом, делает большой глоток, морщится.

— Амелию растила кормилица жены. В семье она никому не нравится, но Вероника держится за неё мёртвой хваткой. Я бы её с удовольствием выгнал. Своенравная цыганка, никакого почтения хозяевам. Ведёт себя так, будто не мы ей господа, а наоборот.

— Вообще они свободные люди, — Пьер делает жест в сторону домика прислуги. — Полноправные граждане Азиля. Но…

— Да-ааааа, — насмешливо тянет Бастиан. — Только одни ведут себя достойно и работают на благо города, а другие давятся у ворот Ядра за место на наших кухнях. Не люблю таких.

— Ты просто жену ревнуешь, — усмехается Пьер. — К няньке.

— Эту? К толстозадой цыганке? Да я боюсь, что они мне дочь испортят!

Остатки бурбона Советник Каро уничтожает в два глотка. Пытается поставить стакан на столик между лежаками, промахивается. Хорошо, что Пьер успевает подхватить старинный хрусталь в полёте.

— Дружище, я полагаю, тебе достаточно, — мягко говорит он Бастиану.

— Мне надо расслабиться, — бормочет тот. — Сам же сказал: необхо-ди-мо.

Софи медленно поднимается из воды по лесенке, поправляет мокрый узел каштановых волос.

— Бастиан, полотенце сзади тебя, — мелодичным, как у матери, голосом произносит она. Подсветка бассейна придаёт её коже серебристый оттенок, делая облик женщины неестественным, призрачным.

Он неуклюже встаёт, тянет на себя висящее на спинке шезлонга тёмно-синее полотенце, но ноги сами несут его вбок, к скользкому плиточному бортику. Нелепо взмахнув руками, Советник Каро валится в бассейн.

…и летит сквозь подсвеченную бледными огнями толщу воды в центр чёрного зрачка убитой им громадной рыбины. Водоворот, разбуженный рыбой, затягивает его, несёт по краю воронки, подталкивая всё ближе к середине, где ждёт хищная бездна. Голубые огни вспыхивают вокруг, и тут же перед глазами разливается чернота. Испуг заставляет тело подчиниться инстинктам, и Бастиан рвётся к поверхности, выдыхая остатки воздуха из лёгких.

Он выныривает у бортика, кашляя и отплёвываясь, и его тут же хватают крепкие руки Пьера и помогают выбраться из бассейна.

— Чёрт, у тебя там монстр! — выдаёт Бастиан через нервный смех. — Там кит, которого я убил!

— Тут только один монстр, — ворчит Софи, набрасывая на голову брату полотенце. — И тот безобразно пьян. Пьер, зачем ты его так накачал бурбоном?

— Так надо. Теперь я могу видеть мёртвых рыб, — пафосно отвечает Каро.

Кулачок Софи врезается между лопаток Бастиана, облепленных вымокшей рубахой.

— Я от слуг слышала, что допиваются до чертей! — ядовито комментирует она, другой рукой орудуя полотенцем. — Ты превзошёл всех: допился до дохлой рыбы. Пьер, ну что тут смешного?

Советник Робер отворачивается, не в силах сдержать хохот. Уж очень непривычен ему вид обычно сдержанного и спокойного Бастиана, который сейчас с трудом на ногах держится, и возмущённой Софи, отвешивающей брату тумаки.

— Зачем ты его напоил? — негодует Софи, обращаясь к мужу. — Что у вас за радость — так надираться?

— Ему надо было расслабиться, — улыбается Пьер. — Да и это мммм… Забавно, наверное.

— Не смешно, — обиженно хмурится Бастиан. — Мне надо домой.

— До-ооооооо! — тянет Софи. — Так тебя там и ждут, вот такого. Мокрый, пьяный. Ночуешь у нас. Я распоряжусь.

Одним рывком брат отбирает у неё полотенце, отшвыривает в сторону. Взгляд его обретает ясность, речь — чёткость:

— Я. Должен. Быть. Дома, — уверенно произносит он.

— Хотя бы переоденься!

— Нет. Дойду в своей одежде.

Пьер и Софи обмениваются взглядами; Пьер прекращает улыбаться, кивает жене, и та уходит в дом.

— Ты один не дойдёшь, — обращается Робер к другу. — Моя охрана тебя проводит.

— Я? Не дойду? Да тут минут пятнадцать ползком…

— Не шуми. Темно уже, безопаснее будет с провожатыми.

— Я сам!

— Да сам, сам, — миролюбиво вскидывает ладони Пьер. — За тобой просто присмотрят. Они у меня парни деликатные.

Бастиан старательно обжимает на себе мокрый костюм, выливает воду поочерёдно из левого и правого ботинка, придаёт лицу бесстрастное выражение и направляется к выходу. В голове шумят и плещутся волны, им в такт вторит тяжёлыми ударами сердце. Фразы прощания скачут по волнам, расплываются, и требуется усилие, чтобы собрать слова воедино и произнести:

— Доброй ночи, Пьер. До встречи послезавтра.

Громоздкое «послезавтра» цепляется за язык, никак не желая выговариваться. Бастиан предпринимает несколько попыток, и в итоге молча машет Роберу рукой. И идёт к калитке, внимательно глядя под ноги, на дорожку из светлого ракушечника.