Эльфийский корабль - Джеймс Блэйлок Страница 65

Сменить тему разговора труда не составило. Эскаргот обратил их внимание на дрожащие огни, которые двигались среди деревьев на далеком берегу. Джонатан тут же вскочил и загасил все фонари, какие были на плоту. Путешественники напряженно всматривались в темноту. Света луны оказалось недостаточно для того, чтобы разглядеть, кто там шел. И слышали они лишь шуршание каких-то животных у берега, стрекотание сверчков да кваканье лягушек. Джонатан пристально разглядывал приближающиеся огни, и от попыток разглядеть что-либо в темноте его глаза сделались большими, как тарелки. Дули начал что-то шептать, но Эскаргот зашикал на него. Минут пять они сидели не шелохнувшись и наблюдали за тем, как по тропинке вдоль реки друг за другом прошли шестьдесят или даже восемьдесят гоблинов. По сравнению с той толпой, которая напала на их плот, эти гоблины были на удивление благоразумны – они шли, освещая свой путь полудюжиной горящих факелов. Среди них было несколько гоблинов огромного роста – в два раза больше, чем обычно, то есть почти таких же, как средний эльф. Однако из-за мерцающего пламени факелов сказать, какие именно гоблины отличались высоким ростом, было, как ни странно, невозможно. Когда они вышли прямо к реке и от плота их отделяло всего пятьдесят-шестьдесят ярдов, Джонатан разглядел наконец огромного, страшного гоблина, бледного и безобразного, который выглядел гораздо отвратительнее, чем его товарищи. Но едва Джонатан различил его в толпе других гоблинов, как он вдруг как будто сократился, изменился и уменьшился вдвое, а другой гоблин, рядом с ним, неожиданно увеличился в размере и стал ростом с эльфа, отчего все остальные стали казаться совсем мелкими.

– Что-то нехорошее они затеяли, – прошептал Профессор Вурцл, когда гоблины наконец прошли и только отблески факелов мелькали среди далеких деревьев. – Как вы думаете, куда они направляются?

– Может быть, к первой сторожевой башне, – предположил Эскаргот.

– Хозяин окажет им весьма горячий прием, – добавил Профессор. – Ему не понравились даже мы с Джонатаном и Дули, когда проплывали мимо на полуразвалившемся плоту; воображаю, как ему понравится толпа гоблинов с факелами.

– С таким же успехом они могли отправиться к переправе Сноупа, – сказал Эскаргот.

Джонатан усмехнулся:

– В таком случае они легко могут натолкнуться на компанию Сквайра, и как же им не повезет тогда!

– Будем надеяться, что они не натолкнутся ни на кого этой ночью, – произнес Эскаргот. – Нет, парни, этих гоблинов слишком много для того, чтобы играть с ними в ладушки, и, кроме того, они способны не только на то, чтобы наливать мед в шляпы честных людей.

– Это просто беспрецедентно, – проговорил Профессор, зажигая трубку. – Мне очень сильно не понравились эти гоблины.

– А почему? – поинтересовался Дули.

– Они занимаются плохими делишками, – объяснил ему Эскаргот, – и гадят самыми разными способами.

Джонатан представил себе, как сощурился Эскаргот, и понадеялся, что он на самом деле так же уверен в своих силах, как старается это показать. Этот трудный разговор, когда каждый храбрился, был нужен им до окончания путешествия.

Ночью они решили нести дежурство. Эскаргот вызвался дежурить первым и затем должен был разбудить Джонатана. Сыровар сам предпочел бы дежурить первым, но он целый день крутил педали колеса, и это вымотало его, поэтому он чувствовал себя уставшим, как после продолжительного купания. С другой стороны, проспав всего два часа, ему было бы трудно потом следить за окружающей обстановкой и не уснуть.

Но когда Джонатан проснулся, он увидел, как в окошко рубки бьет солнечный свет, а Эскаргот плещет себе на лицо водой из чашки – его плащ, уже вполне видимый, лежал на его спальном мешке. Чудесные запахи бекона и кофе наполняли рубку, и Профессор позвякивал двумя шипящими сковородками, стоящими на походном очаге, и помахивал вилкой над потрескивающим беконом.

– Сколько времени? – спросил Джонатан. – Я пропустил свое дежурство.

Он опустил негнущиеся ноги на пол. Его икры и бедра гудели так, словно он всю ночь крутил педали.

– А я пропустил свое, считай, на целую неделю, после того как продал одну вещицу, – произнес Эскаргот. – Солнечные часы, сделанные из кальмара, показывали время точнее, чем мои часы. Потом я обменял их на те карманные часы, о которых вы уже слышали. Но я сделал только хуже. От этих часов были одни несчастья. А избавление от этих часов было еще большей ошибкой. Но я готов исправить все это. Если бы я сохранил свои часы из кальмара, ничего бы не произошло. Вот подумайте, смогли бы вы увидеть всех этих эльфов, гномов, коротышек, гоблинов, и кто знает, кого еще, если бы я не обменял часы? Вряд ли. А часы из кальмара – это самая странная вещь на свете.

К этому времени Джонатан уже встал и разминал мышцы. Он прохаживался так, как делал это, должно быть, один из тех коротконогих троглодитов из музея в городке Твомбли, прежде чем превратиться в окаменелость. Джонатану пришло в голову, что, по всей вероятности, сильная физическая нагрузка и явилась причиной того, что троглодиты окаменели, – ваши конечности делаются с каждым днем все тверже и наконец в одно прекрасное утро вы просыпаетесь и обнаруживаете себя совершенно застывшим, после чего вам придется лишь выкатываться из своей постели. Но тут Джонатан заметил, что его конечности уже стали гибкими, а ведь прошло совсем немного времени. По-видимому, это произошло под влиянием запахов кофе и бекона.

– Кто-нибудь должен был разбудить меня ночью, – сказал Джонатан. – Сам я бы ни за что не проснулся.

Эскаргот натянул свой плащ и исчез из виду.

– Я весь день ничего не делал, только болтал. Если вы будете слишком много разговаривать, то сойдете с ума. Это уже доказано. Верно, Профессор?

Профессор кивнул, но Джонатану показалось, что он сделал это лишь из вежливости.

– Таким образом, – продолжал Эскаргот, – я решил, что если я просижу всю ночь, раздумывая о том о сем, то буду молчать, даже если слова попытаются сами вылезать из меня. У эльфов есть пословица на эту тему, они говорят, что молчание – золото. Они считают, что чем больше молчишь, тем мудрее становишься. Для того чтобы понять, насколько ценна философия, достаточно часок, не больше, пообщаться с эльфами. Да, кстати, вы знаете, что сказал этот Бламп, когда их корабль отправился на следующую ночь в плавание?

– Нет, – ответил Джонатан, – мне кажется, Бламп отплыл еще до того, как мы отправились в Гавань Дроздов.

– Ничего подобного, – заявил Эскаргот. – Они ждали меня. Ну и подарочек этот Бламп. Он, конечно, не семи пядей во лбу, как, например, Твикенгем, но сообразителен. Он был уже здесь, на борту, когда ставили парус на грот-мачте, и он закричал на меня, когда мы с Твикенгемом побежали в “Луну и Шляпу”. Он кричал и махал все время Сквайру, чтобы привлечь его внимание. Он крикнул: “Почему этот коротышка такой неповоротливый и медлительный?” Твикенгем не расслышал его, но я услышал и пожал плечами. И тут он стал смеяться как сумасшедший и закричал: “У него может начаться трупное окоченение!” Он захохотал так, что свалился на эту проклятую палубу и двум эльфам пришлось помочь ему добраться до его экипажа. И все это время он с гиканьем выкрикивал что-то совершенно безумное. Вот вам и капитан эльфов.