Самурай из Киото - Михаил Белозеров Страница 64

Очаг был искусственным. В нем никогда не разжигали огня. Но зато он был испачкан сажей не хуже настоящего. И все для того, чтобы ни у кого не возникло мысли покопаться в нем. Мурмакас рассмеялся. Недаром он слыл самым хитрым и дальновидным жителем Думкидаё, потому что держит деньги в таком месте, в котором никто их не держит. С этими мыслями он отодвинул третий справа и второй снизу камень и сунул руку. Деньги, деньги, деньги… Вот смысл жизни!

Что такое? Мурмакас засунул руку глубже, потом еще глубже. Тайник был пуст. Кто?! Кто посмел?! Мурмакас задохнулся от гнева и забегал по комнате, как буйвол. Доски под ним прогибались. Слуги? Невозможно. Слуги были подобраны по признаку тупости. Каждый из них умел делать только одно: готовить, убирать, охранять, ходить на рынок, копать огород или ухаживать за садиком. Никто не имел доступа в апартаменты хозяина. Любовница? У Мурмакаса их было пять. Но все они обитали в ёсивара – Веселом квартале без права покинуть его по своей воле, и даже не знали, где живет Мурмакас.

Все кроме одной – проказницы Куко. Перед Куко харчевник Мурмакас устоять не мог. Ей сравнялось пятнадцать лет, когда он ею овладел. Она была девственницей. Это стоило ему двести пятьдесят рё. Последние три луны он проводил только у нее. Она стала для него юдзё – временной женой и оказалась прелестницей по части расхолаживания души, поэтому Мурмакас приплачивал хозяину, чтобы Куко больше ни с кем не спала, и подумывал даже жениться, что в его положении было весьма опрометчиво. Во-первых, пришлось бы выплатить сумму не меньше чем за пять лет работы Куко в Веселом квартале, а во-вторых, он боялся попасть в лапы бандитов, которые часто использовали девушек из Веселого квартала, чтобы навести справки о богатом клиенте.

В общем, он знал ее еще слишком мало, чтобы решиться на такой серьезный шаг. Мурмакас выжидал. Однажды он имел глупость настолько расчувствоваться, что привез ее в свое заведение. Теперь у него есть все основания сожалеть об этом. Они даже предавались любви здесь – в его кабинете. Но тайник он ей, разумеется, не показывал. Одарить – одаривал, но в разумных пределах, чтобы она не догадалась о его богатствах. С другой стороны, надо было спешить, так как Куко грозилась перейти в разряд таю, то есть сделаться девушкой по вызову. Для этого у нее имелись все данные: и красота, и манеры, и умение одеваться, и знание чайной церемонии. А главное, она умела красиво спать, без храпа и сопения, с кротким выражением на кукольном лице. Где она всему этому обучалась, Мурмакас не знал, а Куко ничего не рассказывала. Пожалуй, она не отличалась только кротостью нрава. Но это дело поправимое. «Неужели она меня обвела вокруг пальца?» – тягостно вздыхал он, полный тоски и сомнений. Впрочем, с женщинами у него всегда было так – рано или поздно они его обманывали, ибо он был груб, жаден и властен.

Остается только одно – повеситься. Где веревка? Он поднял глаза – уже висела, покачиваясь, под балкой – намыленная и с прочным узлом. Мурмакасу стало плохо. Его заплывшее жиром сердце едва билось. Нет, должно быть, это карабиды. Или Нагамас недоглядел, или, наоборот, подглядел, как я коплю свои кровные? Точно! Больше некому. Нагамас! Он вхож во все части дома. Убью! – решил Мурмакас. Нет, поступлю хуже: выгоню на улицу, чтобы он подох, как собака, голодной смерть. А потом… А что потом?..

И вдруг мысль, что очистили и второй тайник, придала ему силы. Мурмакас схватил лопату и, спотыкаясь на лестницах, бросился в подвал. Если бы он обратил внимание, что пропали все слуги, которых он вооружил, если бы он удивился тому, что дом залит ярким светом, а в подвале зажжены фонари…

Он жалел, что нанял Нагамаса за еду. И этого много. Надо было его сразу удавить. Как я не распознал гада?! Второй тайник находился в подвале под кухней за мешками, в которых хранились битые горшки. Мурмакас раскидал мешки и принялся копать. К его изумлению, лопата вонзилась в землю, как в пуховое одеяло – легко и без сопротивления. Он упал на колени и стал расшвыривать землю руками, как огромный крот. И когда ему стало казаться, что все пропало, что и этот тайник кто-то вскрыл, он нащупал холщовый мешок и потянул его на себя. О Будда! Это был не мешок, а огромная голова Нагамаса, которая взглянула на него выпученными глазами и произнесла:

– Хозяин… Хозяин…

Прошло не меньше кокой, прежде чем Мурмакас понял, что к чему. Нагамаса тряс его за плечо и твердил:

– Хозяин… Хозяин…

– А-а-а!!! – в ужасе заорал Мурмакас и отпустил голову. – Ты украл мои деньги?!

– Клянусь Энги сики, хозяин! – воскликнул Нагамас. – Я ничего не брал!

Он застыл перед ним – огромный, толстый, с невинным, почти детским выражением обиды на рыбьем лице.

– Так даже не клялись мои предки! – яростно заметил Мурмакас, делая движение, от которого танто скользнул в рукаве.

Нагамас смешался:

– Не надо, хозяин! Я предан тебе больше, чем собака!

Фраза показалась Мурмакасу неискренней. Прежде его слуги ползали перед ним на коленях, а этот стоит и что-то пытается доказать. Он хотел ударить своего верного Нагамаса, но тот перехватил руку, встряхнул Мурмакаса, как куль с морковью, и еще раз произнес:

– Сейса, это я!

– Ну тогда умри! – и так как Нагамас навалился на него всей своей тушей, ударил головой, а на голове у него был шлем весом полтора кана без обычного отверстия – тэнку на макушке, а с острым конусом.

Удар пришелся как раз в центр санэ, где проходила трещина. И хотя она давно заросла, удара толстого, кряжистого Мурмакаса не выдержала. Панцирь треснул со звуком рвущейся ткани. Верхушка шлема вошла в тело старого слуги не меньше чем на два сун. Он закричал, отпустил Мурмакаса и схватился за грудь. Мурмакас сразу же этим воспользовался и с небывалой яростью вонзил танто между честных и преданных глаз Нагамаса. Из раны хлынула кровь.

– Поделом тебе! – произнес Мурмакас, поднимаясь и с изумлением оглядываясь.

Находился он вовсе не в подвале, где выкапывал клад, а на третьем этаже в отикубо – своей привычной, обжитой каморке, где так любил коротать вечера. «Как я здесь очутился?» – с изумлением подумал он и понял, что ему все приснилось: и фальшивый очаг, и подвал со старыми горшками.

– Мой преданный Нагамас! – пал он на колени. – Мой верный Нагамас, проснись!

Все было напрасно. Слуга был мертв, и только огромная лужа черной крови толчками била из головы и растеклась по полу.

* * *

К этому времени Натабура, Юка, Афра и Язаки, которому вернули душу, проникли в харчевню под вывеской «Цуки». Сделали это они весьма виртуозно – не через центральный вход, который охраняли, трясясь от страха, четверо слуг в тяжелом облачении асигару, а через кухню, точнее, через лаз, в который выбрасывались отходы прямо под мостик в реку Черная Нита. И дело было не в том, что Натабура испугался слуг – он бы с удовольствием померялся с ними силами, – а в том, что карабиды, рыскающие по городу и его окрестностям, не должны были ничего понять прежде времени. Даже Язаки проникся важностью момента и вооружился по пути боевым молотом, который обнаружил в тот момент, когда они перебегали по одному из мостов – видать, потерял кто-то из карабидов.