Король Камней - Генри Лайон Олди Страница 64

– Скорее!

Возвращаться вдвоем, с ценной добычей – безопасней. Пусть повисит, ничего с ним не станется. Надо все взвесить, самым тщательным образом. Настоящая дружба требует подкрепления чувств расчетом. Иначе, как гнилая веревка, она не выдержит веса двух человек.

– Да что же ты?!

Чудовищным усилием Хродгар сумел приподнять себя на пядь – и, не удержавшись, полетел в пропасть. Эхо хриплого вопля металось по пещере. Чудилось, что великан летит не в глубины подземелий, где его ждут демоны, а пляшет здесь, счастливый от обретенного богатства.

Вульм вздохнул, довольный тем, что судьба решила за него, и услышал смех. Смех рос, ширился, превращался в хохот, поглощая крик гибнущего Хродгара. Слышалось в нем удовольствие, искреннее и нечеловеческое. Вторя смеху, скакал на сундуке голем. Вульм завертел головой – и заметил, как шевельнулась куча золота в пяти шагах от него. Изогнулась боком, блеснула чеканной чешуей. Парой кровавых углей сверкнули два рубина, с интересом вглядываясь в гостя. Сплелись цепи от люстры, с силой ударили о слоновую кость. Пять кинжалов сцепились рукоятями в противоестественную гроздь – кривые, заточенные «на иглу» клинки скрежетнули о камень, оставляя глубокие борозды.

Смеющийся Дракон был здесь с самого начала.

Он окружал Вульма со всех сторон. Мощное тело возникало и исчезало. Сокровища двигались, меняли очертания, жили отдельной, ужасающей жизнью. Глаз-рубин, глаз-топаз, глаз-алмаз. Коготь-меч, коготь-нож; чешуйки-монеты. Шипастый наконечник хвоста – булава военачальника, чье имя угасло в веках. Сундук-пасть. Балдахин-крыло. Клыки единорогов и маммутов. И вновь – золото, серебро, алмазы…

Когда, забыв о ловушках, Вульм сломя голову кинулся к двери, путь ему преградила груда одеяний. Запутавшись в плотной, колючей ткани, слепой, оглохший, он упал, забился, кашляя от едкой пыли – и почувствовал, как дикая тяжесть наваливается на него, ломает кости и погребает под собой.

Страшнее смерти был – смех.

– …Раздери меня Бел!

Он сидел на камне у входа в пещеру. Сквозь «глазницу» сочился тусклый свет дня. Вульм бросил взгляд на место, где Хродгар заплетал бороду в косицы. Может, он попросту заснул, ожидая, пока северянин закончит свой ритуал? Ему все привиделось? Великана в пещере не оказалось. Последнее, что помнил Вульм: убийственная тяжесть – и тихий, издевательский смех. С крайней осторожностью он напряг и расслабил мышцы, вздохнул поглубже. Ничего не болит, кости целы… Чудо? Магия? А-а, какая разница! Жаль, конечно, что не удалось прихватить золотишка… Когда искатель сокровищ поднялся на ноги, торба звякнула, оттянув плечо.

Что такое?!

Золота было немного. Комок спутанных цепочек, горсть монет, три перстня с топазами, браслет… Вульм запустил в добычу пальцы. Все его существо жадно требовало убедиться, что золото – не колдовской мираж! И вновь ему почудился ехидный смешок, а топаз в перстне моргнул со значением.

Едва не рассыпав украшения, Вульм выбежал из пещеры.

День угасал. Ветер разметал тучи, очистив темнеющее небо, в котором уже загорелись внимательные глаза звезд. Белесый серп месяца повис над горами, как топор палача над головами осужденных. Дождь прекратился, и Вульм зашагал прочь, стремясь убраться подальше. В этих диких краях ночь таила множество опасностей. Не стоит добавлять к ним те исчадия, что во мраке выбираются из-под земли.

«Я жив и ухожу с добычей, – твердил он, стараясь не вспоминать, какие сокровища лежали за мраморной дверью. – А Хродгар… Что – Хродгар? Сам виноват: следовало быть осторожней!» Мысли о сгинувшем товарище не давали покоя. Впервые после чужой смерти Вульм чувствовал себя неуютно. Он злился; за каждым кустом ему мерещился подлец-голем, в каждом порыве ветра слышался драконий смех.

Вульм взбирался на гребень холма, когда слева послышался вкрадчивый шелест. Мгновеньем позже взгляд уловил движение. Угольно-черная лента текла меж камней, сливаясь с неровностями рельефа. Вульм рванул вверх по склону, но шелест не отставал. Уяснив, что спастись бегством не удастся, искатель сокровищ одним прыжком взлетел на замшелый валун, венчавший холм подобно шишаку шлема – и, выхватив из ножен меч, развернулся лицом к врагу.

Месяц, сгорая от любопытства, осветил каменистый склон. Облит небесным молоком, навстречу Вульму лился поток сегментов из жесткого хитина. По бокам с завораживающей ритмичностью двигались бесчисленные, глянцево-блестящие лапы с острыми когтями на концах. Голову чудовища венчали две пары кривых, сочащихся ядом жвал, по сравнению с которыми абордажные сабли пиратов были детскими игрушками. Шесть глаз, глубоко утопленных в хитиновую броню, неотрывно следили за добычей. Гигантская полипеда, реликт давно минувших эпох, имела не менее двадцати локтей в длину! Вульм вспомнил рассказ джамадийца, с которым случай свел сегентаррца в походе. Воину пустыни, если верить его словам, удалось справиться с гадиной при помощи ассегая – копья с широченным листовидным лезвием.

«Избегай жвал! – поучал джамадиец. – От яда нет спасения. Когти на лапах тоже ядовитые, но не так сильно. Проваляешься неделю в лихорадке – и, если Сет оглянется, выживешь. Когда она поднимется на дыбы – ныряй под жвалы и бей копьем в брюхо: там нет брони. Насадишь ее на вертел – и беги что есть ног. Издыхать эта мразь будет долго, но с копьем в брюхе она тебя не догонит.»

Совет джамадийца выглядел тонким издевательством – копья у Вульма не было.

Вдвоем с Хродгаром, а главное, с его секирой, они бы управились с тварью и без ассегая. Но Хродгар мертв, и душу его грызут демоны преисподней. Сейчас, на шаг от смерти, Вульм впервые пожалел, что не поспешил на помощь северянину. Словно подслушав его мысли, полипеда широко раскрыла жвалы, поднимая переднюю часть туловища для атаки – и в мозг Вульма ледяной волной ворвался знакомый смех. Тварь потешалась над ним!

Кровь ударила Вульму в голову.

– Мерзкое отродье! – бледнея от ярости, взревел он. – Я отправлю тебя в ад!

Увернувшись от клацнувших впустую жвал, он прыгнул вперед и всадил клинок меж белесых сегментов брюха. С рычанием повел меч наискосок, намереваясь вспороть полипеде брюхо и выпустить кишки. Из разреза в лицо брызнула смрадная жижа. Вульм жаждал одного: убить, убить проклятую тварь, осмелившуюся хохотать над ним! Черная ярость ослепила рассудок, и он слишком поздно понял свою ошибку. В бока впились острые когти лап. Вульм рванулся, с ужасом ощущая, как жгучий яд проникает в кровь, туманя сознание и сковывая движения… Нет, тварь держала крепко. Отчаянным усилием он выдернул меч из раны, взмахнул клинком, пытаясь отсечь лапы…

Над головой скрежетнули жвалы. Полипеда изогнулась – и впилась человеку в спину. Адская боль кипящим свинцом влилась в жилы. Крик застрял в горле.

Чернота. Изначальный мрак. Ничто.

Смерть.

В мертвенном свете месяца гигантская многоножка с шелестом кружила вокруг добычи. Человек был мертв: он скорчился, не выпустив из лап блестящее жало. Рана не беспокоила полипеду – она не чувствовала боли. Можно было приступать к трапезе. Но многоножка медлила, сама не зная, почему.