Хозяин Пророчества - Николай Бородин Страница 64

К его чести, впрочем, надо отметить, что и к своей собственной жизни и смерти он относился примерно так же. Рациональность в высшей степени не позволяла чародеям относиться к себе иначе, чем к другим. В противном случае это было чревато неприятными последствиями: волшебник мог начать считать себя лучше или ценнее других, а там и до мыслей о владычестве посредством магии недалеко.

«Оцелот?»

«Ась?»

«Шутник, твою мать. Возьми мою фляжку, к поясу приторочена…»

Маг в притворном изумлении развернулся и глянул на распростертого наугера:

«Ты завещание, что ли, составляешь?»

«Идиот. — Гном, по-прежнему не открывая глаз, попытался ухмыльнуться. — Дай мне хлебнуть».

«А, черный подгорный?»

«Он самый».

Маг, соблюдая известную осторожность, отцепил фляжку размером с волосатый кулачище гнома и взболтнул рядом с ухом. Как и положено, в ответ не донеслось ни звука. Осторожно, словно обезвреживая магическую мину, Оцелот открутил крышечку размером с наперсток.

Только невежда мог бы спросить, зачем на здоровенной фляжке такая крохотная крышечка. Тот, у кого уже был опыт взаимодействия с черным подгорным элем, отлично знал, что в крышечку как раз помещается норма. Для закаленного гнома, находящегося в крайне тяжелом состоянии, когда требуются крайние меры.

Радимир затаил дыхание и осторожно налил вровень с краями. Каплю на горлышке он так же осторожно стряхнул вниз. Камень ответил негодующим шипением и шапкой пены. Вот именно поэтому ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы эта дрянь попала на пальцы.

Кьяр, ощутив близость живительного напитка, энергично задвигал носом, с трудом приподнял руку и опрокинул в себя крышечку. Оцелот поскорее закрыл флягу обратно, не желая слишком долгого соседства эля с воздухом. Хотя гномий напиток, в отличие от вина, не выдыхался — наоборот, он набирал крепость. И при определенном содержании воздуха взрывался.

Черный подгорный эль славился на всех просторах двух дружественных стран. Правда, только гномы считали его пригодным еще и для питья. Выдержать его могли только мифрильные стопки, а идеальный размер, с наперсток, нашелся как-то сам собой.

Зато эль отлично горел, тушился только песком, а облитый им человек никогда бы не стряхнул с себя эту вязкую дрянь. Вдобавок им можно было обрызгивать камни, чтобы прокладывать тоннели, травить гравюры на металле, использовать как горючее и смазку для хитрых гномьих механизмов и, в общем, да, иногда пить. Правда, для этого надо было соблюсти два важных условия, известных только знатокам, и набраться значительно сильнее состояния «море по колено». Иначе живучий инстинкт самосохранения никак не хотел отключаться.

Гном, с усилием двинув кадыком, затаил дыхание и замер на несколько мгновений. Под бронированным нагрудником раздались звуки, заставляющие подумать о сложных и уж точно небезопасных химических процессах. Архимаг на всякий случай отошел подальше.

Наугер, крякнув, выпустил из ноздрей две струйки густого белого дыма и моргнул.

«Хорош, заборист. Быка свалит!»

«Даже если просто попадет на шкуру, я в курсе». — Оцелот, впрочем, вздохнул с облегчением и шевельнул пальцами, чтобы помочь гному подняться. Учитывая вес наугера и его брони, применять для этого стоило только магию, вручную тут не справился бы и здоровый брат ордена щитоносцев.

Кьяр, опираясь на магические подпорки, взгромоздился на свое кресло и даже, вяло махнув рукой, поймал фляжку, которую ему метнул маг. Теперь гному следовало отдыхать как минимум сутки или медитировать половину этого времени, чтобы прийти в норму.

Но результат однозначно того стоил! Там, где раньше был центр армии заров, теперь подергивались стремительно застывающим стеклом несколько широких огненных луж. Вокруг не менее живописно подергивались, издыхая, недостаточно расторопные ящеры. Хотя, как ни тренируйся бегать на короткие дистанции, от пробившегося у тебя под лапами гейзера удрать не успеешь.

Оставшиеся бестии были явно деморализованы, увидев такие потери — особенно среди вождей и шаманов, способных собрать вокруг себя сторонников и повести их в бой. Да и их слабость в магическом плане тоже проступила очень явно. Трудно сражаться, когда тебя поливают молниями, а ты не можешь сделать ничего в ответ. Но все еще хуже, если ты понимаешь, что на вражеской стороне сражаются чародеи, способные выйти за грань разумного.

Земляные големы, огромная грозовая змея, извержение лавы — цепочка столь сильных заклинаний подряд могла подорвать боевой дух у кого угодно. А в небесах продолжал парить грифон, щедро рассыпающий шаровые молнии…

К тому же эстафета перешла к Оцелоту — и, судя по его усмешке, он задумал что-то интересное.

Наугер махнул рукой:

«Да ладно, успокойся. Я могу зачесть того огромного кошака, которого ты сотворил в самом начале битвы, за твой ответ. Ты тоже сейчас должен быть на пределе».

«Эй. Не оскорбляй меня, гном. — Радимир аккуратно соединил пальцы обеих рук. — Сейчас я покажу тебе настоящий ответ. К тому же тогда я немножко схитрил. Конечно, мне пришлось создавать оболочку заклинания своими силами, но вот содержание обеспечили тысячи бестий, которые верили в своего тотемного зверя. Это была их энергия».

Попутно маг аккуратно создавал небольшую, с ладонь, печать. Однако наугер был неплохо осведомлен о том, как творили магию имперские чародеи, и знал, что размеры печати далеко не всегда важны. Главное — сколько в ней фигур и какие вписаны руны.

Печать Оцелота казалась сплошной мешаниной силовых линий, они ложились так густо, что оставалось только удивляться, как архимаг может в них разобраться, ни разу не ошибившись.

Внезапно заклинание погасло. Чародей едва не осел на камни, но все-таки устоял, призвав всю свою силу воли.

Ничего не произошло.

Кьяр, конечно, чувствовал, что через печать прошло просто чудовищное количество силы, но вокруг ничего не изменилось. Не задули астральные ветры, не разверзлась земля, не полезли демоны из щелей в другие пространства…

Однако Оцелот, с трудом добравшийся до кресла наугера и плюхнувшийся на подлокотник, не выглядел разочарованным. Напротив, он улыбался, да так мечтательно, что аж зависть брала.

«А знаешь, жаль… — магу мыслеречь тоже давалась с трудом, — что мы убили… этого верховного шамана в самом… начале боя. Он бы вспомнил. Точно вспомнил. Хотел бы я посмотреть… на его морду».

Гном задумался, пытаясь вспомнить, что же такого Оцелот сотворил в прошлом. Он точно знал, что бестии звали чародея Великой Погибелью, но вот почему… Впрочем, это не было каким-то тайным знанием. Имперские маги вообще изучали это в общем курсе истории, а наугер когда-то залез в хроники ради собственного интереса…

Его прошиб холодный пот, он вспомнил, чем же Радимир так отличился.

Он просто убил дракона.