Разоблачение - Кэрол Берг Страница 63

Я очень долго не видел эззарийца, но решил, что он все-таки был на самом деле. С того мига как он прикоснулся к моей голове, я начал понимать и говорить на языке демонов. К сожалению, уже и без того начал понимать те немногие фразы, что говорили мне мои мучители. «Дол фисгарра» – «где твое оружие», а «гараз ду циет» – «сразись со мной теперь». И постоянные требования, чтобы я сказал им свое имя и рассказал, как мне удалось убить Нагидду, Предтечу, демона, которым они восхищались. Я не помнил когда и как, но предполагал, что однажды действительно убил могущественного демона, называемого Предтечей. Я был Смотрителем. Моя обязанность – сражаться с демонами. Гораздо красноречивее демоны объяснялись хлыстами, ножами и дубинками. Я точно знал, что, если это продлится еще немного, уже ничего не смогу вспомнить. Но то, что я понимал их речь, пусть даже грубую и бедную, помогало мне. Я уже не был так одинок среди моря боли и тьмы. Существа, произносящие слова, – это существа, которых можно ненавидеть Ненависть помогает сохранить разум.

В один день, который ничем не отличался от бесконечной череды других, я скорчился над своим куском сырого мяса, жадно вгрызаясь в него и стараясь не думать, что это на самом деле, потому что ничего другого для поддержания жизни не было. Меня раздражали собственные трясущиеся руки, я изо всех сил старался унять эту дрожь. Но руки отказывались повиноваться.

– Вы отдадите его прямо сейчас.

Я продолжал поглощать свою пищу. Потом быстро осушил чашку. Жидкость в ней была кислая и затхлая, но мне пригодится все, если они снова явились за мной так быстро. Потом вытер рот тыльной стороной трясущейся ладони и попытался сосредоточиться, представляя себе пустоту.

Я научился обнимать пустоту, погружаясь в нее. От этого боль не становилась меньше, а разум не прояснялся, но так я мог хотя бы сохранить несколько крошечных воспоминаний: обрывки фраз, имеющих какое-то значение, фраз, способных объяснить кому-нибудь, зачем я пришел, – несколько дорогих для меня образов: нежную щеку младенца, парящую коричнево-белую птицу, ярко-рыжую косу, каменную башню. Я уже не знал, как зовут этих существ, не помнил, почему они так важны для меня, но, когда я оставался один, я извлекал их из пустоты и любовался ими, как драгоценными камнями. Эта тайна доказывала мне, что я сам хозяин своей души.

Хэм-кулак был зол. Мои кости заныли, вспоминая, что означает его злость.

– Он останется здесь. Мне плевать, кто его хочет. Мы еще не закончили с ним. Мы заставим его платить. Это он сражался с нами все последнее время. Это он уничтожил половину наших и Нагидду, обещавшего, что скоро мы снова будем охотиться и получим всех иладдимари, которых захотим (иладдимари, «человеческие жизни»).

– Каарат должен его увидеть. Если его признают виновным, ваши желания исполнятся. Никто не захочет иметь дело с убийцей Нагидды, если это действительно он.

Я зажал уши руками, стараясь понять, человек ли говорит с демонами. Я постоянно слышал то, чего не было на самом деле. Голос не был похож на эззарийца. Кроме того, прошли месяцы… вечность… с тех пор как он ушел.

Краем глаза я уловил что-то алое. Иногда мне казалось, что я вижу цветные пятна в непроглядной тьме, но обычно это бывало после крепкого удара или тогда, когда они сыпали мне в глаза какую-то гадость.

– Иддрасс, гзит! – Хэм-кулак пнул меня. Я уже не мог быстро вскакивать на ноги.

– Вы говорите, что это создание уничтожило Нагидду? Невозможно!

– Это он. Мы должны получить его назад.

– Вы получите все, что отдали, твари! Слуги Безымянного, во что вы его превратили?..

Меня толкнули в спину, и я подался вперед… в бурлящее бесформенное серое облако. Прошло несколько мгновений, и мой желудок расстался с тем, что я поспешно в него запихнул. Я оказался в грозовых сумерках, дрожащий, грязный и испуганный.

– Это он?

– Так говорят безумцы. Не похоже, что это правда. Я подумал, что вы захотите взглянуть на него, прежде чем я отдам его. Может, вам будет чем возразить Ясниту, когда он снова начнет рассказывать свои байки.

Я стоял на коленях на покрытом ледяной коркой снегу. Глаза не открывались. Ледяной ветер острой бритвой вонзался в мою обнаженную спину, колол горло, заставляя меня кашлять, и кто-то тыкал меня носком башмака, словно я был дохлой кошкой, найденной в переулке.

– Он не похож на свирепого воина. Совсем не такой, как рассказывали. Как тебе удалось раздобыть его?

– Каарат слышал, что схватили одно из этих созданий. Он хочет устроить суд. Но этот сосуд опустошали тысячи раз, пока он был у безумцев, так что особого смысла нет. Иладды плохо сохраняют разум, если остаются в подземельях слишком долго. И всегда умирают, когда их извлекают оттуда.

«Что же давит на меня так сильно, когда я думаю о том, что слишком долго провел в плену? Что-то кроме страха, что меня пошлют обратно. Как трудно вспомнить».

– Я слышал, что Денас заинтересовался из-за истории с Нагиддой.

Два голоса лениво обменивались репликами у меня за спиной.

– Денас! Я не думал, что его заботит что-нибудь, кроме собственной гордости… ну и еще Валлин.

– Тише, Вилгор! Не стоит произносить вслух ее имя, особенно рядом с именем Денаса. Ей это не понравится. Даже когда Денас делает все, как она хочет, он и тогда не может ей угодить.

– И когда ты закончишь возиться с ее садом?

– Никогда. Она потребовала еще розовых кустов и полсотни новых сортов растений. – Двое еще немного поговорили. Хотя мне были понятны их слова, общий смысл фраз ускользал. Было невероятно холодно. Какой смысл говорить о розах и садах, когда все кругом покрыто ледяной коркой? Наверное, я все-таки не правильно понял.

Потом они принялись сплетничать – кто стоит на чьей стороне, кто раскрыл заговор и был за это отравлен, но потом кто-то отомстил за него и исчез. Говорят, умер. Кто знает, когда это кончится? Они заговорили почти шепотом, когда начали обсуждать вождя некоего «великого предприятия» и то, как Радит все еще ищет того, кто проложит путь.