Рубин Карашэхра - Наталья Турчанинова Страница 63

Выслушав приказ, тень сверкнула глубоко посаженными узкими глазами и выскользнула из комнаты, не касаясь пола. Эмил сел, ноги почему-то отказались держать его, но отдыхать было еще рано.

Зрение колдуна будто раздвоилось. Одновременно он видел неровные темные линии пентаграммы рядом с собой и большую комнату с широкой кроватью под пышным пологом, спящего человека. Казалось, даже слышал тихое дыхание.

Вот дверь тихо отворилась, и внутрь вошло существо.

Юноша смотрел на себя самого со стороны. «Он» подошел к отчиму, наклонился… Спящий дернулся, застонал и открыл глаза…

Эмил зажал уши ладонями, зажмурился — недостойная слабость для ученика Верховного демона в момент торжества, но он ничего не смог с собой сделать. Человеческое начало было еще очень сильным. Он не слышал воплей ужаса, которые должны были разбудить весь замок, не видел, как перепуганная баронесса вбежала в комнату мужа и что она там нашла.

Он стоял на коленях в центре пентаграммы и слушал шелестящий голос тени.

— Дело сделано, господин. Могу я получить плату?

— Там, на столе, — ответил Эмил не поднимая глаз. — Ешь и уходи.

Послышались долгие хлюпающие звуки, потом по полу со звоном покатилась пустая чаша, и все стихло.

Эмил поднялся. Его шатало от потери крови и нервного напряжения. Он посмотрел на оплывшие свечи, на свои испачканные руки и рассмеялся. В пустой темной комнате этот смех прозвучал жалко, совсем не радостно, победители так не смеются. «Я убил в себе человека», — подумал колдун, упал на кровать и уснул.

Спал он долго, крепко, спокойно. Без сновидений и кошмаров. Иногда сквозь сон прорывались какие-то посторонние звуки — плач, шелест голосов, стук (кажется, стучали к нему). Но Эмил не отвечал и соизволил проснуться, только когда солнце стало бить в глаза.

Вставать не хотелось. Он повалялся еще немного в теплой постели, рассматривая солнечные лучи, играющие на вышивке полога, вспоминая, что же произошло вчера. Такое приятное, долгожданное… И наконец сообразил — ах да! Он стал свободен.

Эмил лениво огляделся по сторонам, увидел круг пентаграммы, огарки свечей, пустую чашу, ритуальный кинжал с пятнами крови на лезвии. Поморщился — что за бардак! И вонь отвратительная, как на скотобойне. Создания тьмы всем хороши, вот только к их запаху нужно привыкнуть. Колдун поднялся, ногой отшвырнул под кровать чашу из-под жертвенной крови, закрыл ковром пентаграмму, распахнул окно, снял засов с двери и снова завалился на постель. Решительно дернул за шнурок звонка. Подождал. Убедился, что на его призыв никто не откликается, и дернул еще раз…

Наконец дверь приоткрылась, и в комнату заглянула заплаканная мордочка горничной с распухшим от слез носом и губами.

— Господин Эмил, — пробормотала она всхлипывая.

— Где тебя носит?! — заговорил колдун, старательно подражая гневным интонациям Буллфера. — Сколько можно ждать!

— Но господин… — залепетала она.

— Принеси завтрак. Я буду есть здесь.

— Но…

— Живо!

Девица исчезла, а Эмил снова прилег, блаженно жмурясь на солнце. Ничего, скоро они все поймут, кто здесь настоящий хозяин.

Дверь распахнулась во второй раз, но вместо служанки с подносом в комнату вошла баронесса. Бледная, в черном шелковом платье. За ее спиной маячила испуганная мордочка горничной.

Молодой колдун приподнялся, предчувствуя неприятный разговор.

— Эмил, — заговорила баронесса сухим голосом. — Твой отец умер сегодня ночью.

— Да ну?! — отозвался ее сын равнодушно. — С чего бы это?

— Эмил! — воскликнула леди Диана, и ее белое лицо слегка порозовело.

— Мама, давай не будем ломать комедию, ладно? Ты знала, что я терпеть его не мог и не стану сокрушаться по поводу его неожиданной, но весьма удачной кончины.

Несколько мгновений леди Диана смотрела на своего сына, который повзрослел за одну ночь и стал еще более чужим.

— Как ты можешь?..

— Могу, — полудемон зевнул, прикрывая рот рукой, на которой сверкнул изумруд, похожий на зеленый зловещий глаз. — Я так устал притворяться милым, послушным мальчиком! Ну, чего ты от меня хочешь? Что нужно сказать? Да, мне жаль, что ты расстраиваешься из-за его смерти. Но он был дрянным человеком, мама, я рад, что он умер. Туда ему и дорога.

— Эмил, — как-то странно сказала баронесса, и молодому колдуну не понравился ее пристальный взгляд. — Скажи мне, ты знаешь что-нибудь о том, что произошло сегодня ночью?

— Только то, что ты мне сказала, — легко соврал он. Времена, когда он краснел под взглядом матери, говоря неправду, давно прошли.

— И ты ничего не слышал?

— Нет. Я спал. Очень крепко, — юноша широко улыбнулся, и в лице матери как будто что-то дрогнуло, смягчаясь. Но только на мгновение. Ее взгляд, скользнувший по полу, вдруг замер, баронесса быстро наклонилась и подняла какой-то предмет, держа его двумя пальцами.

— Что это?

Эмил выругался про себя, увидев ритуальный кинжал с рукояткой из черного дерева, руническими символами и пятнами засохшей крови на клинке.

— Ничего, — ответил он, выхватил кинжал из рук матери и сунул его под подушку. — Ничего особенного. Я просто…

— Эмил! Хватит! Ты лжешь! Постоянно лжешь. Я не верю ни одному твоему слову! Ты занимаешься черной магией?! Отвечай!

— Мама, не кричи на меня, — сказал он грубее, чем хотел, и тут же добавил мягче, спокойнее: — С некоторых пор я ненавижу, когда на меня повышают голос.

Баронесса холодно смотрела на сына, и не чувствовалось в ней ни печали, ни прежней нежности. «Неужели они собирается спорить со мной? — удивился про себя Эмил. Нет, это пройдет. Наверное, она все же привыкла к этому чванливому идиоту. Но она поймет, что со мной ей будет лучше…»

— Мама, все будет хорошо, — сказал он как можно ласковее. — Не волнуйся.

— Нет, не будет, — ответила она жестко и вышла из комнаты. За ней, опасливо оглядываясь через плечо, побежала служанка.

Ну ясно, завтрака он не дождется. Эмил вскочил, пнул ковер, неровными складками лежащий на узоре пентаграммы, и лично отправился на кухню.

Приятно было видеть, как слуги шарахаются от него, провожают долгими испуганными взглядами. Неужели подозревают своего молодого господина в смерти барона? Да от Эмила все еще тянет кровью и смертью, запахом, который долго не выветривается после общения с потусторонними силами. А люди это чувствуют, и теперь всегда будут сторониться его…

Похороны барона прошли тихо.

В светлой часовне было совсем мало народа. Только слуги, баронесса, Эмил и какой-то дальний родственник Генрика — господин в дорогом камзоле, сшитом по последней моде, в неимоверно узких штанах и остроносых туфлях. Он со скукой оглядывался по сторонам, рассматривал картины на стенах и с трудом сдерживал зевоту. Несколько раз Эмил ловил на себе его взгляд, загорающийся любопытством, но делал вид, что не замечает этого.