Охота на удачу - Олег Кожин Страница 63

Как ни просил он Юдина дать какое-нибудь напутствие, объяснить, что делать дальше, тот оставался непреклонен. Лишь когда автоматический доводчик потянул дверь обратно, бродяга ненадолго придержал ее ногой.

— К паучьим ямам не подходи. Вообще-то, они за мостом обычно не селятся, но сейчас сезон спаривания, а они в это время дурные…

Не зная, как выглядят паучьи ямы, Герка на всякий случай решил держаться подальше от любых отверстий в земле. Почему-то ему не хотелось выяснять, кто такие эти таинственные «они», и есть ли доля правды в мальчишеских байках.

Лето продолжалось. Солнце, за ночь устав отсиживаться за тучами, выплыло на небо, точно неведомый многоногий моллюск в ярко-оранжевой раковине. Очень скоро начало припекать. Путь в основном пролегал по открытой болотистой местности, так что ближе к дороге деревья росли в основном небольшими кучками. Зато там, где топи заканчивались, лес с лихвой брал свое, ощетиниваясь плотным частоколом громадных широколапых елей. Заброшенная дорога выделялась хорошо различимой широкой просекой, изрядно, впрочем, поросшей кустарником. По ней-то, логически рассудив, что рано или поздно разбитое полотно приведет его к асфальту федеральной трассы, и двигался Герка.

Примерно через час пути (без часов сложно было сказать точнее) на горизонте замаячило какое-то небольшое строение. Первый намек на присутствие человека в этом странном месте, где даже деревья казались выброшенными за ненадобностью. Наладилась и дорога. Асфальт перестал бросаться под ноги, неприятно впиваясь в подошву острыми краями, расстелившись довольно-таки ровным полотном. Не без поросших травой трещин, конечно же, но после часового перехода Воронцову казалось, что вместо ступней у него — вездеходные траки, так что он был рад и такому. Герка шел вперед, и строение «шло» ему навстречу, постепенно принимая форму поста ГИБДД. Но еще до того, как юноша различил выбитые стекла, проржавевшие решетки и сделанную черной краской надпись «МЕНТЫ КАЗЛЫ!», легкий ветер донес до его ушей странный, чуждый этой местности звук. Чистые, печальные ноты, исходящие из тонкого горла небольшой дудочки — флейты или, быть может, свирели, Воронцов не слишком хорошо разбирался в музыкальных инструментах.

Мелодия, красивая, таинственно-притягательная той простотой, что зачастую граничит с гениальностью. В то же время она не была запоминающейся или навязчивой. Чуть позже, стоя на трассе с оттопыренным большим пальцем, Герка попробовал вспомнить ее. Но сколько ни пытался прокрутить мотив в голове, мыча под нос, насвистывая, отщелкивая ритм пальцами, все было не то, не тем и не так. Музыка растворилась где-то глубоко в подкорке, среди многих других вещей и явлений, слишком прекрасных, чтобы переживать их регулярно. Затерялась среди детских воспоминаний, чтобы иногда мельком появляться во снах и мечтах. Но сейчас мелодия лилась прямо с неба, словно слепой дождь, оплодотворяющий иссушенную землю. И казалось Гере, что все вокруг вновь стало похожим на слоеный пирог. Как тогда, на мосту, когда он впервые увидел, что на черством корже этого мира лежит еще один, а между ними — сладкий сливочный крем. И так до бесконечности. Счастливый пятачок был вновь накрепко привязанный к запястью, но это не мешало Герке видеть слои реальности так же хорошо, как если бы он смотрел сквозь дырочку в монете. Кажется, он привыкал видеть изнанку мира невооруженными глазами.

То, что в иных обстоятельствах просто слилось бы с общей картиной восприятия, сейчас само норовило обратить на себя внимание. Детали, детальки и целые деталища буквально лезли в глаза. Выпрыгивали из-за кустов, обрушивались с ясного — ни облачка! — неба, бросались под ноги. Остановившись перед «стаканом», Герка с интересом разглядывал чудное граффити, изображающее стройную женщину, стилизованную под витрувианского человека да Винчи. Ее можно было даже назвать красивой, если бы не горящие глаза и широко раскинутые в разные стороны три пары рук, каждая из которых оканчивалась похожим на черную саблю когтем. Витой шрифт, опоясывающий рисунок, гласил:

«ОСТОРОЖНО, КЛАД»

От последнего слова тянулось недовольно бунтарское «Казлы!», заставившее Геру вспомнить, что он не в картинной галерее. По какой причине кому-то потребовалось осторожничать возле клада, Воронцов решил разобраться в другой раз. Источник музыки был совсем неподалеку. Так близко, что впору кричать «обожжешься, сгоришь!» Герка завертелся на месте, настороженно ощупывая взглядом пространство. Обочины дороги здесь густо поросли незнакомыми цветами странной формы — черные головки, от которых солнышком расходились тонкие короткие лепестки, выглядели так, словно кто-то облил их керосином и поджег. Да, именно так — неведомо зачем кто-то спалил целое поле. Однако при этом воздействию огня подверглись, похоже, только бутоны; сами стебли отливали на солнце здоровой зеленью. Искалеченные цветы полностью забили все остальные растения и возле гибэдэдэшной будки. В просветах между покачивающимися стеблями Герка заметил нечто, напоминающее каркас реберной клетки. Подходить ближе, чтобы проверить, юноша не решился. Уж больно похожими на человеческие выглядели эти выбеленные кости. Он уже почти собрался продолжить свой путь, когда кто-то невидимый оборвал песню так резко, точно наступил ей на горло. Взяв неправильную ноту, дудочка пронзительно, почти как живая, взвизгнула — и обиженно замолкла. А откуда-то сверху донеслось:

— Если ты разучился смотреть в небо, значит, ты разучился мечтать.

Чужой голос, сдобренный смутно знакомыми интонациями. Она сидела на крыше «стакана», свесив ноги, задумчиво постукивая тонкой дудочкой по раскрытой ладони. Босые ноги, простое льняное платье до пят, на голове — свернувшаяся калачом коса. Старческое лицо на теле молоденькой девушки. Судица. Как две… нет, как три капли воды, похожая на своих сестер, но иная. Какая-то неземная, нездешняя даже на их фоне. Герка напряг память:

— Ружа? Вы Ружа-Кровь, верно?

— Мальчик вежлив, — в глядящих на него сверху вниз глазах читалось одобрение. — И у мальчика хорошая память… Тьфу ты, бред какой!

Женщина сплюнула через плечо и захохотала, запрокинув голову.

— Что, простите?

Посреди августа Герку вдруг обдало холодом, будто где-то совсем недалеко вдруг раскрылись дверцы гигантского рефрижератора. В этом смехе было больше безумия, чем в стае бешеных собак.

— Мальчик искал нас, мальчик подает надежды, мальчик бла-бла-бла… — Ружа изобразила рукой это самое «бла-бла-бла». — Мои дуры-сестры все еще так говорят?

Не зная, как вести себя в такой ситуации, Герка неопределенно мотнул головой, что могло означать как «да», так и «нет», или даже «вы все меня изрядно утомили своими шутками!»

— Века проходят, а они ничему и не учатся. Считают, если работало на крестьянах, месивших лаптями здешнюю грязь полтысячи лет назад, значит, сработает и на современном продвинутом молодом человеке. — Ружа коротко подмигнула Воронцову, дескать, мы-то понимаем, как они заблуждаются.

— Вы знаете, немного неудобно так стоять, — Герка повел шеей, хрустнув позвонками. — Вы не могли бы спуститься вниз?

— Итак, значит, несмотря ни на что, он по-прежнему у тебя?