Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - Василий Звягинцев Страница 63

— Все-таки хороший пароход мы построили, — удовлетворенно сказал он, то ли в пространство, то ли адресуясь к Игорю. — Я поначалу хотел за основу «Титаник» взять, инженерно он здорово сделан, а потом, из суеверия, наверное, на «Мавритании» остановился.

— Велика ли разница? — откликнулся Ростокин. — «Титаник» от айсберга погиб, систер-шип «Мавритании» «Лузитания» — от торпеды. Итог один.

— Нет, ты не путай. Систер-шипы — не клоны. Каждый сам по себе. И конструктивные отличия, и судьбы. «Мавритания» плавала долго и счастливо. Двадцать два года «Голубую ленту Атлантики» держала. Дай бог и нам того же.

— Присоединяюсь, Дмитрий Сергеевич. Так продолжай свою лекцию.

— С удовольствием. Что мы видим здесь? — указал он на красные линии наложенных одна на другую схем. — А то, что господин Балфур в какой-то момент должен сорваться. Знаешь, как в преферансе бывает. Даешь себе зарок: играть четко, аккуратно и осторожно. Ждать верняка и копить висты, в гору не лезть ни в коем случае. Держишься, держишься, но азарт затягивает. И вдруг у тебя на руках совсем-совсем мизер. Ну, тут дырочка, тут «хозяйки» не хватает, а в остальном — самый он!

Воронцов пристально посмотрел на Игоря.

— На прикуп надеется? — спросил тот.

— Пока нет. Но вот здесь, — Дмитрий прикоснулся электронной указкой к схеме, — обязательно понадеется, пошлет все свои расчеты к черту и брякнет: «Мизер!» Мы соответственно хихикнем в душе, потрем руки и согласимся. Поскольку прикуп — знаем.

— И — «паровоз»?

— Никак иначе. Все лишние карты скинем, а потом под длинную бубну с голой семерки и зайдем. Только в обычной игре, хоть и с «тройной бомбой», он просто без штанов бы домой ушел, а здесь целой Британии та же участь рисуется…

— Твоими бы устами, Дмитрий Сергеевич…

— А ты хоть раз видел, чтобы я так уж сильно ошибался? Даже в сорок первом два раза из абсолютно безвыходных ситуаций с блеском выкрутился, а здесь… Делать нечего.

К исходу следующего дня, когда шторм сменился просто свежим ветром с умеренным волнением, «Валгалла» вышла в район ожидания. До места встречи с эскадрой Балфура оставалось около двухсот миль.

Белли по радио сообщил, что свою часть операции заканчивает. До полосы рифов, на которые он собирается посадить транспорты, миль пятнадцать, не больше.

— Сделаю это, прослежу, чтобы высадка на берег прошла без осложнений, и сразу обратно.

— Что значит осложнения? Какие предполагаешь? — спросил Воронцов.

— Да всякие. Все же почти десять тысяч человек с оружием. Мало ли кому вдруг какая дурь в голову взбредет…

— Всяко бывает, — согласился Воронцов. — На то ты и командир-единоначальник, чтобы все предусмотреть. Зато вся слава — тебе. И ответственность — тоже. Заканчивай поскорее и полным ходом обратно. Курс зюйд-вест тридцать градусов. Возникнут проблемы — докладывай. Если здесь у нас что-то поменяется — сообщу. — И отключил рацию.

— Резковато ты с ним, Дима, — сказала Наталья. — Парню ведь всего двадцать пять, а ты на него целую эскадру повесил. Естественно, он немного теряется, а признать, что ему трудно, — гордость не позволяет. Ты сам тоже не сразу командиром стал.

— Вот и учу. Задача перед ним, в общем-то, простейшая. Лабораторная. А двадцать пять — прекрасный возраст. Александру Македонскому больше было? Взялся служить — служи. Скоро сам поймет, есть в нем божья искра или уже уперся головой в потолок…

— Крейсером он неплохо командует, — примирительно сказал Ростокин.

— И я о том. Тут, как у вас в литературе и журналистике. От природы таланта нет — ни в каком литинституте писать не научат.

Белли и сам начал понимать, что командовать одним крейсером или соединением — большая разница. Со стороны смотреть на адмиральскую работу — вроде ничего особенно. Скомандовал, а дальше пусть подчиненные крутятся. В корпусе практические вопросы командирского труда не изучали. Выпускали очень прилично подготовленных вахтенных начальников, но и все. Считалось, что дальше служба покажет, кто на что годен.

Под руководством Воронцова управлять крейсером Владимир научился довольно легко, но вот именно — только управлять. Хозяйственные и организационные вопросы его фактически не касались, экипаж был укомплектован великолепными специалистами, их и контролировать не требовалось, так что все свое время Белли мог посвящать изучению военно-морской теории и совершенствованию практических навыков судоводителя.

А за последние дни на него свалилось столько чисто практических забот, что оторопь моментами брала. Внешне-то он держался хорошо, но на душе постоянно кошки скребли.

Вот и сейчас. Захваченные бомбейские транспорты до места он довел, уже видна была в бинокль почти сплошная белая полоса бурунов, указывающая на бесконечную гряду коралловых рифов, отсекающих бухту от моря.

Теперь начинались сложности. Судя по карте, глубины здесь подходящие, чтобы с ходу выбросить пароходы на мелководье. Сядут они прочно, скорее всего — навсегда, снимать их и ремонтировать на плаву некому и нечем. Затем начать посадку военнопленных на шлюпки и спасательные плотики. До берега от рифов недалеко, полмили плюс-минус два кабельтова. Белли уже произвел все нужные расчеты, до темноты должны управиться.

Если бы… Если бы он высаживал нормальный десант тренированных морпехов. А эти сипаи могут неожиданно впасть в панику, когда днища пароходов с треском и скрежетом поползут по камням, через пробоины в трюмы хлынет вода, ну и все прочие прелести кораблекрушения, пусть и планомерного. Начнется свалка, давка у трапов, вопли, возможно, и стрельба. Даже десяток роботов едва ли удержит в повиновении обезумевшую толпу. Наверняка будут утонувшие, растоптанные, застреленные. К такому Владимир морально не был готов. Одно дело — уничтожать противника в бою, совсем другое — стать виновником гибели десятков или сотен людей, не успевших сделать ему ничего плохого. Как вражеских солдат он их еще не воспринимал, и, значит, все эти жертвы лягут на его совесть, хотя формально его никто не сможет обвинить. Британский суд ему не грозил никоим образом, а перед своими он оправдается. Но не перед собой…

Теперь Владимир начал понимать, что означали показавшиеся ему странными интонации в голосе Воронцова. Он-то наверняка догадался, что может произойти, возьмись Белли реализовывать свой план, казавшийся ему столь простым и остроумным.

Теперь все приходилось менять на ходу, в авральном порядке. Альтернативное решение нашлось сразу, а вот с его воплощением оказалось не так просто.

Транспорты пришлось ставить на якоря в миле от рифов, крейсера класть в дрейф мористее. Спускать на воду катера для измерения глубин и поисков подходящего прохода в бухту. Хорошо, что один из штурманов «Изумруда», лейтенант Азарьев, придумал простое до гениальности решение.

На клиперботе с подвесным мотором, имевшим почти нулевую осадку, в сопровождении трех роботов он проскочил напрямик, над коралловым плато, отчетливо видимым сквозь хрустально-прозрачную воду, кишащую мириадами рыб небывалых форм и раскраски. Рай для аквалангистов, только в эти времена ни один европеец, наверное, не додумался до столь странной забавы, как подводное плавание с чисто эстетическими целями. Потому такой фурор произвели первые документальные фильмы Кусто и Фолько Квиличи. Наши герои помнят, как в конце пятидесятых годов выстраивались гигантские очереди к кассам кинотеатров, где показывали цветные полнометражные «В мире безмолвия» и «Шестой океан». Никакой тогдашний боевик не делал бо́льших сборов.