Королевские камни - Карина Демина Страница 62

— И сейчас она скажет, что я принимаю благодарность за нечто иное… и будет не права.

— Райдо…

— Тебе неприятно?

— Нет.

— Хорошо. — Он поцеловал раскрытую ладонь. — Если станет неприятно…

— Я уйду.

— Не насовсем.

— Ставишь условия?

— Конечно. — Райдо гладил запястье. — Я ведь не могу допустить, чтобы ты ушла насовсем. Я, кажется, говорил об этом. Но повторю еще раз. Или два… или столько, сколько понадобится, чтобы ты поняла. А лучше — чтобы поверила.

И пусть говорит с улыбкой, но это уже не шутка. Никогда шуткой не было.

— Чем лучше?

Ийлэ руку высвободила, но лишь затем, чтобы коснуться коротких его волос.

— Всем. — Райдо подался вперед и уткнулся лбом в колени. — Мне тебя не хватает. Ты есть, но тебя как бы и нет… и с каждым днем все больше нет, чем есть.

— Я…

Она не знает, что ответить. Боится? Нет, даже теперь, когда Райдо сказал больше, чем она готова была принять. Не его. Не того, что будет между ними, что возможно, а скорее того, чего быть не может.

— Ты растерялась, — подсказал Райдо.

Ийлэ кивнула: растерялась.

— И тебе нужно время, чтобы привыкнуть.

Его правда: ей очень нужно время. Привыкнуть. Не к нему, к нему она уже привыкла и как-то даже чересчур, но к тому, что все вновь изменилось.

— Ийлэ, посмотри на меня, пожалуйста.

А разве она не… нет, не смотрит, но чувствует его лицо под пальцами, она, оказывается, успела хорошо это лицо изучить, запомнить.

— Вот так, девочка моя, — он улыбается, а от улыбки его на лбу появляются морщины, но морщины его ничуть не портят, — времени у нас много… и мы не будем спешить, да?

Да. Наверное. Мы?

— Мы, — подтвердил Райдо. — Ты и я. И еще Броннуин…

Нат и Нира, с которыми что-то происходит, загадочное, понятное лишь им двоим. И это что-то заставляет Ната то краснеть, то бледнеть, а Нира просто светится изнутри.

Ийлэ ей завидует.

Гарм. Он больше не пугает, пусть Ийлэ старается к нему не приближаться без особой надобности. А он понимает ее и сам избегает встреч.

Талбот… нет, он уехал рано утром, пообещав, что непременно напишет письмо, а то и в гости явится. Он уже не чужой, но считать ли его своим?

Остальные.

Мы…

Это хорошо звучит. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— И еще, — Райдо поднялся, — земля уже достаточно прогрелась, чтобы… нужно похоронить их нормально. А я не знаю ваших обычаев.

Дождь.

Вода-бисер на паучьих сетях, на окнах и на молодых, еще измятых листочках. Вода сладкая, Ийлэ облизывает губы, стараясь отрешиться от мыслей о жажде.

Ее просили уйти.

Всего-то надо было, что место указать. Если она, конечно, помнит.

Конечно, она помнит.

Двор вот изменился, потому что весна при всем ее сходстве — это не осень… но Ийлэ помнит. И ямы. И воду. И землю промерзшую. В нынешнюю лопаты входят мягко, раздирают, вываливают липкие комки, один за другим.

И дождь спешит наполнить яму.

— Не смотри. — Райдо повторяет это, кажется, в третий раз. Или в четвертый. Или в сотый уже, а Ийлэ кивает, только все одно — не отводит взгляд. Яма ширится. — Не смотри. — Райдо разворачивает ее и прижимает к себе. — Постой со мной. Не надо смотреть на них… времени много прошло… и лучше подумай, где их похоронить.

Времени. Много? Наверное. С той осени — больше года, и за это время тела разложились. Райдо прав, что смотреть не стоит, но если бы не он, Ийлэ не выдержала бы. А он стоит, гладит по волосам, успокаивает. Шепчет.

Что именно? Не важны слова, но тон, близость Райдо. И виноватая его улыбка. Он, кажется, переживает… о чем?

О том, что его не было? Если бы появился он, а не тот, другой, родители остались бы живы… хочется верить. Ийлэ верит. И про себя повторяет слова не молитвы, но просто обращения к лозе первозданной… она услышит и так. Поймет. Примет души и заберет тела, чтобы вплести их в ткань нового мира.

Покой даст.

— Ты уверена? — Райдо осматривает сад, который пока еще выглядит жалко. Полог старой листвы, которую никто не удосужился убрать осенью, почернел. Сквозь него торчали хлыстовины кустарника, пока голые, пусть и с бусинами набухших почек. Еще немного, и почки треснут, выпуская первую робкую зелень молодых листьев.

Розы поднимутся.

Странно, что уцелели, ведь на зиму их никто не подвязывал, не укутывал тяжелым лапником и ветошью. Наверное, розы очень хотели жить.

— Да.

— У нас принято в склепе…

— В роще, — поправила Ийлэ, присев у куста. Острые иглы его царапнули палец, точно роза, еще дремлющая, но и во сне помнила, что нельзя доверять людям. — В исконном лесу. Лес бы принял. Но до леса далеко… и отец говорил, что это просто обычай, что земля везде голодна.

— А что…

— Ничего. — Ийлэ покачала головой. — Я буду знать, что они здесь… и розы будут. Розы будут в этом году красивыми.

Райдо хотел еще что-то спросить, но не стал. Молчал.

Хорошо. Ийлэ не хотелось сегодня разговаривать.

Яму выкопали глубокую. И на дно положили белую простынь, что было напрочь лишено смысла, поскольку простынь мигом утратила белизну. Сквозь нее проступала вода и темная земля, и все одно подумалось, что так им будет удобней.

Не тела — свертки-коконы.

Снова простыни, кажется те, льняные, купленные незадолго до… мама еще вышивала монограмму… она всегда вышивала монограммы, отмечая что простыни, что скатерти…

— Не плачешь?

— Нет. — Ийлэ оперлась на Райдо.

Маме он бы понравился. Не сразу, конечно, он ведь из них, из псов, но они тоже бывают разными, как и люди.

И альвы, наверное.

Постепенно она бы поняла… приняла… и наверное, даже сказала бы, что Райдо достоин уважения.

— Говорят, от слез становится легче.

— Кто говорит?

— Не знаю.

Ей позволили бросить горсть земли, уже оттаявшей, мокрой и жирной. И вторую… и засыпали могилу быстро, а земля сама норовила зарастить свежую рану. И, когда меж двух розовых кустов поднялся невысокий холм, Ийлэ положила на него руки. Она слышала голос земли.

И сотен трав, которые отозвались на зов ее. И семя молодого ясеня… он вырастет и, пожалуй, будет красив… с глянцевой пурпурной листвой.

Все деревья, в которых есть хоть капля силы, меняют цвет.