Голиаф - Скотт Вестерфельд Страница 62

Алек полез в свой потайной карман — тот самый, где неизменно хранилось письмо папы. Рядом с футлярчиком свитка пальцы нащупали тряпичный мешочек, который и вынули наружу.

— Вот, — Алек подал мешочек доктору. — За ваше молчание.

Асуэла заглянул и увидел там кусочек золота — все, что осталось от четверти тонны, оставленной Алеку отцом. Какое-то время доктор на него смотрел, затем покачал головой:

— Я должен сказать Панчо.

— Я вас прошу, — тихо проговорила Дэрин.

— Он наш команданте, — повернулся к ней Асуэла. — Но только ему одному. Обещаю.

Доктор вызвал снаружи одного из повстанцев и что-то приказал ему на беглом испанском. Затем он приступил к работе, прочистив рану тряпицей, смоченной из плоской серебряной бутылочки, простерилизовал иголку с ниткой, после чего протянул бутылочку Дэрин, жестом велев из нее пригубить. Когда та отхлебнула, он проткнул ей кожу иголкой и стежок за стежком начал сшивать рану.

Алек наблюдал, все это, держа Дэрин за руку. Та впивалась ему в ладонь ногтями, от которых на коже оставались вдавленные полумесяцы.

— Все будет хорошо, — успокаивал он, — не бойся.

В конце концов, какое дело великому вождю повстанцев до девчонки, которая скрывается всего лишь из неуемного желания служить в британском воздушном флоте?

* * *

Незадолго до того, как Асуэла закончил врачевать, брезент колыхнулся под жарким и шумным дуновением ветра. Это фыркнул один из тех громадных быков; все равно, что чихнул паром локомотив.

Куски брезента раздались, и внутрь ступил генерал Вилья:

— Esta muriendo?

— Да нет, он поправится. — Глаза доктора не отвлекались от работы. — Но у него для тебя есть интересный секрет. Для начала тебе лучше присесть.

Вилья со вздохом уселся возле Алека, скрестив под собой ноги. В седле он смотрелся поистине грациозно, а сейчас были заметны располневшие бока и брюшко. Движения генерала были затруднены, видимо, ревматизмом.

— Скажите ему, — обратился доктор Асуэла.

Несмотря на измотанный вид, голос у Дэрин был спокоен и тверд:

— Я Дэрин Шарп, представленный к награде офицер воздушной службы его величества. Но я не мужчина.

— Вот как. — Вилья оглядел ее, слегка приподняв брови. — Прошу прощенья, сеньорита Шарп. Признаться, я не знал, что британцы используют в качестве воздушных пикировщиков женщин. Наверное, из-за более миниатюрных размеров?

— Я не об этом, — уточнила Дэрин. — А о том, что это секрет.

— Отец Дэрин был авиатором, — пояснил Алек. — И брат у нее тоже служит. Она маскируется под юношу, потому что для нее это единственный способ летать.

Какое-то время генерал пристально смотрел на нее и вдруг затрясся всем телом, расхохотавшись:

— Que engano!

— Просим вас, никому об этом не рассказывайте, — сказал Алек. — По крайней мере, ближайшие несколько часов, пока мы не улетим. Вам-то в принципе нет разницы, кто она такая. А для нее это вопрос жизни.

Генерал озадаченно покачал головой — дескать, ну и дела — вслед за чем поднял проницательный взгляд на Алека: — Ну, а какова ваша роль в этой шутке, маленький принц?

— Он мой друг, — ответила за Алека Дэрин. Ее лицо было по-прежнему бледным, но голос уже окреп. Она предложила Вилье бутылочку, от которой тот отмахнулся.

— Только лишь?

Дэрин промолчала, оглядывая свежие швы у себя на руке. Алек открыл было рот, но первым пискнул Бовриль:

— Союзник.

Генерал Вилья с живым любопытством посмотрел на неведомую зверушку.

— Это что за создание?

— Лори проницательный. — Дэрин, потянувшись, погладила зверка по голове. — Он повторяет сказанное, примерно как вестовые ящерицы.

— И не только повторяет, — уточнил доктор Асуэла. — Он мне еще сказал, что я заблуждаюсь.

Алек тоже обратил на это внимание. По прошествии недель память у этих лори стала увеличиваться в объеме. Иногда они повторяли сказанное кем-то ранее или то, чему нахватались друг от дружки. Теперь иной раз уже и непонятно, откуда исходит то или иное словцо или фраза.

— Это как раз оттого, что он проницательный, — сказала Дэрин. — Иными словами, умный.

— Чертовски умный, — словно поправил Бовриль, вызвав еще один изумленный взгляд Вильи.

— Tienen oro, — произнес в тишине доктор Асуэла.

Запаса испанского у Алека хватало, чтобы уловить слово «золото». Он снова вынул заветный мешочек.

— Здесь немного, но мы можем заплатить вам за молчание.

Генерал Вилья принял подношение, заглянул внутрь и расхохотался.

— Богатейший человек Калифорнии шлет мне оружие! А вы — вы пробуете соблазнить меня этой золотой зубочисткой?

— Ну, тогда чего бы вы хотели?

Вилья с прищуром поглядел на Алека:

— Сеньор Херст говорит, что вы приходитесь племянником старому императору Максимилиану. Покойнику.

— Внучатым племянником. Но, собственно, да.

— Императоры — персоны на редкость помпезные и никчемные. Нам он был не нужен, и мы его пристрелили.

— Я в курсе, — насторожился Алек. — Возможно, это было немного бесцеремонно посадить на трон в Мексике австрийца.

— Это было оскорбление народа. Пощечина. Хотя дядя ваш был храбрым до конца. Уже стоя перед расстрельной командой, он пожелал, чтобы его кровь оказалась последней, пролитой во имя свободы. — Генерал поглядел на испачканную кровью тряпку в руках доктора Асуэлы. — К сожалению, это оказалось не так.

— Да, — печально вздохнул Алек. — Это было, кажется, полвека назад?

— Si. Но сколько еще крови пролилось с тех пор. Ну, да ладно. — Вилья бросил мешочек обратно Алеку и повернулся к Дэрин: — Держи свой секрет при себе, сестренка. И в следующий раз, когда будешь прыгать со своего корабля, смотри, будь осторожней.

— Да уж, как-нибудь постараюсь.

— И берегись молодых принцев. Первый человек, которого я пристрелил, был тоже богат, как принц, но я это сделал в защиту чести моей сестры. — Генерал Вилья снова рассмеялся. — Но вы же солдат, сеньорита Шарп, так что можете сами кому надо влепить пулю за себя, ведь так?

Дэрин пожала одним плечом:

— Да как-то приходило в голову, раз или два. Но извините меня, сэр, если вы терпеть не можете императоров, то где вы разжились теми германскими шагоходами?

— Оружием мы снабжаемся у кайзера, за деньги. — Генерал похлопал по маузеру у себя на боку. — Иногда он ссужает нам и технику, поэтому, когда в войну вступают янки, мы с ним дружим. Но ни в коем случае не кланяемся.