Черный Янгар - Карина Демина Страница 62

Зима-пряха растеряла белоснежную шерсть небесных овец. Снежинки кружились в воздухе, и я, радуясь, что могу ощущать холод, ловила их на ладони.

Пальцы посинели и губы тоже, но мне было хорошо: отступили кошмары, а в душе воцарился несказанный покой. Год жизни? Половина срока уже вышла. И вторая тает день за днем. Однажды вновь наступит лето, я скину рыжую медвежью шкуру, и тогда…

Не знаю, что будет, но непременно что-то хорошее. И я смеялась, а ветер играл на обледенелых струнах ветвей.

Ты жива, Аану! Снова жива!

Всадника я увидела издали и с трудом удержалась, чтобы не броситься навстречу. Янгар?

Янгар.

На вороном огромном жеребце, который нервно косил лиловым глазом, видимо, чуял близость волков. И гривой потрясывал. Звенели удила, и дорогая, бирюзой украшенная сбруя ловила липкие снежинки. За жеребцом трусила крепкая лошадка игреневой масти, груженная узлами.

– Медведица! – Янгар спешился и, взвалив на плечо тяжелые седельные сумки, крикнул: – Ау!

Голос его, такой громкий и радостный, спугнул синиц. И птахи загалдели, закружились в воздухе. Я же выступила из тени.

– Я тебе подарки привез, – сказал он, глядя на меня. И медвежья шкура показалась слабой защитой от этого взгляда. Янгар же протянул руку: – Пойдем смотреть?

Он поднес мою ладонь к губам, опалил дыханием.

– Холодная совсем…

А потом подхватил на руки, закружил, смеясь.

И небо кувыркнулось, сыпануло серебром.

Было так радостно.

Только сердце его стучало слишком громко. И я, прильнув к груди, слышала его голос, вспоминала тревожные свои сны.

Горелая башня встретила хозяина скрежетом половиц, жалуясь на холод, ветер и мое к ней невнимание. Янгар усадил меня на кровать и бросил:

– Жди!

Он вышел, чтобы вернуться с узлами и свертками. И уходил несколько раз. А когда сбросил на пол последние, присев у ног, спросил:

– Может, ты все-таки уедешь со мной? Я купил дом в Оленьем городе. Он, конечно, не чета тому, который был, но… там тепло, маленькая медведица. – Моя стопа оказалась в руках Янгара. Он держал ее бережно, поглаживая большим пальцем загрубевшую кожу. – Лед не будет ранить твои ножки. И земля. И…

– Нет, – ответила тихо.

Уехать? Искушение велико.

– Я покажу тебе Олений город. Там есть на что посмотреть. На Западном холме стоит храм Ламиике, отделанный солнечным камнем. Издали он сияет, словно… словно и сам из солнца сотворен. А напротив него стоит обсидиановый дом Меркку, но туда мы не пойдем, слишком мрачно.

– Нет.

Янгар не слышал меня. Он смотрел снизу вверх, и в глазах его я видела отражение искалеченной души, которая вновь кровила.

– Дворец кёнига или дом Пехто, куда заглядывают, чтобы попросить для родных лучшей участи. Мне, наверное, уже поздно просить…

– Нет, – в третий раз ответила я и, дотянувшись, погладила Янгара по щеке.

Теплая какая.

И голос сердца отзывается на мое прикосновение.

– Я не могу. – Моя рука попадает в плен его ладоней.

– Почему, маленькая медведица? Если боишься людей, я спрячу тебя от них.

– Не людей.

Он целует пальцы, а я отогреваюсь в его дыхании.

– Себя. Я не хочу никому зла причинить.

И я рассказала ему о гостье, об условии и собственных снах, в которых его убиваю. Янгар слушал, не пытаясь перебить, лишь гладил мою руку.

– Год… – Он прижал ладонь к губам. – Год – это не так и много, Налле.

Я вздрогнула.

Янгар знает? И как давно?

– С первого твоего прикосновения, – ответил он и руку отпустил. – Я не перепутаю тебя с другой женщиной, моя Налле.

Он поднялся и протянул руку к капюшону:

– Позволь?

Нет.

– Не бойся, пожалуйста. – Янгхаар Каапо гладил рыжий медвежий мех. – Я должен увидеть, что я с тобой сделал. Ты – мое зеркало.

И шкура-предательница отозвалась на ласку, съехала на плечи.

– Не отворачивайся, Налле. – Пальцы Янгара коснулись подбородка, приподняли, повернули к свету, как назло яркому, жестокому. – Не отворачивайся.

Он отбросил отросшие пряди, которые давно некому было расчесывать и украшать ивовыми листьями. Он наклонился к моему лицу и долго-долго всматривался в него. И я закрыла глаза.

Сейчас Янгар отвернется.

И уйдет.

Хорошо. Пусть уходит. Я останусь одна. И доживу до весны, уже не так долго осталось. За нею же лето будет. И там как-нибудь…

– Прости. – Янгар коснулся шрама губами. – Прости, пожалуйста, прости.

Мы оба зеркало друг друга. В его глазах мое отражение бледно, перечеркнуто белой линией, словно трещиной. Шрам не исчез. И я сама касаюсь его.

Тонкий какой.

Волос, раз и навсегда прилипший к моему лицу.

– Я…

Янгар не позволяет спрятаться. Он разбирает волосы, обнимает, шепчет что-то на языке, которого я не понимаю, но знаю – ласковое, нежное. Он уговаривает меня не бояться.

И страх уходит.

Он просит поверить ему.

Я верю.

Здесь и сейчас, в Горелой башне, под присмотром Великого Полоза, который останавливает время для двоих. Его так много – и все-таки не хватает.

Я лежу, обнимая Янгара, который спит. И сон его спокоен. Он даже улыбается, и я касаюсь губ пальцем, провожу, запоминая их очертания. И гладкость щек, сухую кожу шеи, тонкий витой шнур, на котором висит мой давний дар – круглый камень с дыркой.