Проходящий сквозь стены - Александр Сивинских Страница 62

Жерар терпеливо помалкивал, бросая настороженные взгляды в сторону стражей порядка. Чтобы уж окончательно расплеваться с экипировкой, я попросил у продавца стульчик и переобулся.

Китаец с интересом посмотрел на снятые мною туфли.

— Нравятся? Забирай, — щедро предложил я.

Он окончательно выпал в осадок. Заулыбался, закивал, прижимая ладошки к сердцу, и прямо тут же бросился менять свои матерчатые тапочки на блестящие штиблеты от Гуччи, тянущие по самым скромным подсчетам на сотни полторы-две евро. Трудно судить (в мимике юго-восточных народностей я полный невежда), но, кажется, он посчитал меня сумасшедшим.

— Шоппинг закончен? — спросил на ушко бес, как обычно, прикинувшись ластящимся.

Я показал сияющему от счастья китайцу большой палец и сказал:

— Да! Хорошо! Очень!

Новоиспеченный собственник замечательных туфель, видимо, считал так же. Потому что, когда я собрался уходить, уважительно придержал меня за рукав и забубнил в том смысле, что я могу взять у него что-нибудь еще. Совершенно бесплатно. Вот большое банное полотенце с полуголой девицей. Рубашечка-джинс. Вторая пара кедов. Вторые очки — самые лучшие, с цепочкой, а стекла модного малинового цвета да вдобавок вверх откидываются! Сьто хоцесь…

Я покачал головой, улыбнулся и повторил попытку двинуться прочь. Проклятый китаец снова схватил меня — на этот раз уже за локоть.

— Пошел в жопу, родной, — пропел я задушевно и дернул рукой.

Хватка оказалась железной.

Я растерянно оглянулся на милиционеров. Позвать? Помогут?

Помогут.

Они уже подбегали. С маху втолкнули меня внутрь палатки, один ловко заскочил следом, другой остался снаружи. Закинутый прежде на крышу полог, хлопнув, развернулся, отрезая нас от внешнего мира. Вероломный продавец заломил мой локоть — так, что я боялся шевельнуться, только все дальше закидывал назад голову — и начал совать мне в рот скомканную тряпку, резко пахнущую нафталином. Лже-милиционер, опустившись на корточки, принялся обматывать мои лодыжки чем-то вроде резинового бинта — широким и эластичным.

Тощенького песика, едва превышающего размером кошку, снова никто не принял во внимание.

Одно точное движение его оскаленной пасти, и обладатель штиблет Гуччи взвыл, тряся окровавленной кистью. Прыжок вниз — и ноги мои свободны, а вой приобретает свойственную акустической системе Dolby Surround объемность и многоголосую полифонию, поскольку звучит уже из двух глоток. Жерар скачет, точно на пружинках, скорость перемещений его безумна — кажется, будто терьеров здесь штук пять, — и полосует поверженного, закрывающего голову руками врага бритвенно-острыми зубами.

Тут и я тряхнул стариной, вспомнил шалопайское детство. Вряд ли продавец при всей цепкости и умении выкручивать руки был выдающимся мастером восточных единоборств — от пальца, направленного ему в глаз, он не успел ни блок поставить, ни уклониться.

— Мое кунфу лучше! — гордо констатировал я и влепил просунувшему внутрь голову менту-обманщику номер два отличный хук справа.

Мной руководила веселая, бесшабашная ярость победителя — и косоглазый рухнул, как подкошенный. Много ли надо пятидесятикилограммовому недоноску, подумал я, одним рывком втягивая его в палатку. Он был в нокауте.

— Ты, желтый…— Я легонько саданул обливающемуся слезами продавцу коленом между ног, а когда он загнулся, вцепившись в собственный пах, схватил за жесткую челку и приставил к горлу опричненский нож. — Че тут за дела?

— С этим после, Паша! — гавкнул бес. — Рвем когти!

— Ни фига! — пылая праведным гневом, прошипел я. — Это ж «язык». Сейчас он мне все выложит, падла. В две секунды. Если не хочет, чтобы шейку перепилили. Хочешь, нет?

Оказывается, он хотел. Внезапно взвизгнул и нырнул башкой вперед с несомненным намерением разрезать собственное горло о лезвие, но страшную тайну не выдать. Я успел отдернуть руку лишь в самый последний момент. Мальчиш-кибальчиш гребаный!..

— Охренел, камикадзе? — испугался я. И завороженно уставился на его шею: кожу перечеркивала быстро наливающаяся кровью длинная царапина.

— Да бросай же придурка! — дико заорал Жерар.

Я очнулся, сделал китайцу подножку и изо всей силы толкнул его обеими руками в грудь. Он повалился на полосатые тюки, завозился там, сдавленно попискивая. Фальшивые менты лежали тихохонько, смирнехонько, не ерепенились и не шебуршали. Даже дышали через раз.

Одним движением я вспорол заднюю стенку палатки, вымахнул через дыру наружу. Окончательно, как видно, спятивший «язык» выскочил на карачках следом, ловя меня за штаны. Пришлось ткнуть ему пальцем в другой глаз — благо рука была уже набита.

Только тогда он наконец отстал.

Тылы блошиного рынка выходили на сильно запушенный и загаженный отходами торговли парк. Круто воняло мочой.

— Сюда, — приглушенно позвал бес, ныряя в кусты. Оскальзываясь на мокрой грязи и истоптанной траве, я метнулся за ним.

За спиной взвизгнули тормоза. Сквозь ветви акации я увидел, как из тормозящего серебристого джипа будто сухой горох посыпались шустрые и решительно настроенные китайцы. Все как один в замшевых пиджаках горчичного цвета, строгих брюках, при белейших рубашках, темных очках и галстуках. Возбужденные торгаши наперебой спешили сообщить им, где находится эпицентр переполоха. Братцы-горошки схватывали информацию на лету и уже мчались в сторону разоренной нами с бесом палатки. Впереди, сметая лотки, косолапо пер громаднейший, однажды уже виденный мною в «Серендибе» китаеза. Тот самый лис-оборотень Хуан, бывший телохранитель господина Мяо, что сменил усопшего босса на посту смотрителя Чайна-тауна. В кулаке он сжимал пистолет-пулемет с навернутым цилиндром глушителя и длинным, штук на сотню патронов, магазином. К погоне присоединялись и продавцы. Давешний железнозубый тормоз в роговых очках не был больше ни напуганным, ни растерянным, ни заторможенным. Из-под кастрюль, половников и терок он выхватил широченный сверкающий тесак, украшенный алыми шелковыми лентами, и с предельно воинственным кличем воздел над головой.

Зараза, думал я на бегу. Выходит, ошибся Сулейман, утверждавший, что после смерти господина Мяо и выдворения за пределы страны дружков Сю Линя история со сгинувшим сотрудником китайской разведки станет местным китайцам безразлична. Как же! Длинная рука Пекина нашарила-таки причастного к этой акции человечка и готовилась крепко взять за причинное место. Или, может, это не официальный Китай вовсе, а «Триады»? Ни одна разведка не позволит своим агентам появляться на улице иностранного города, размахивая оружием. А с мафии вполне станется. Я поддал ходу. Не приведи бог, Хуан или кто-нибудь из его телохранителей обернется лисой, шиш мы от них тогда оторвемся. Возьмет след, догонит, начнет цепляться за ноги, кусаться — а там и основные силы подоспеют. Одна надежда на то, что до ночи еще далеко, а в светлое время суток даже китайские оборотни-цзины предпочитают все-таки человеческий облик.