Фарландер - Кол Бьюкенен Страница 62

Два верховых стража, завидев человека в белом, придержали зелов. На коленях у них лежали арбалеты. Не удостоив их даже кивком, Че прошел мимо и, выйдя с площади, свернул на улицу Дубузи. Поворот налево, поворот направо... улочки сужались... шум толпы стихал с каждым шагом... Чувства обострились, он настороженно посматривал по сторонам, прислушивался, ловя каждый звук, который мог бы выдать преследователя.

К тому времени, когда Че добрался до одной из первых башен, дождь так промочил его белую сутану, что она стала серой. Под облепившей руки и ноги одеждой проступили рельефные очертания твердых, упругих мышц. Лицо по-прежнему ужасно чесалось, так что перед мостом, восходящим на меньшую из башен, он остановился, сбросил капюшон, посмотрел на темное небо и повернулся навстречу смягчающему зуд дождю. Уступив слабости минуту времени, молодой священник выплюнул горькую воду и насухо вытер глаза.

Кружившая под серым небом стайка летунов медленно пошла на снижение. В городе Че привык видеть других, помельче, — тех использовали для наблюдения и пересылки срочных сообщений из храма в храм. Должно быть, новые образцы, решил он. Империя разрабатывала их несколько последних лет с таким расчетом, чтобы они могли переносить донесения и приказания на поле боя. Догадка получила подтверждение, когда стайка внезапно развернулась и взяла курс на площадь Свободы: такой пролет должен был, несомненно, впечатлить паломников и продемонстрировать очередной успех в бесконечной серии достижений Манна.

По мосту Че прошел медленно. Достигнув входа, остановился у крепкой металлической двери. На уровне головы в нее была встроена решетка, но из-за темноты он не мог видеть глаза, которые наверняка смотрели на него оттуда. Скрипнул запор. Че еще раз почесал шею и просунул руки в открывшуюся ниже решетки щель.

Последовавшая затем серия глуховатых металлических звуков обозначила манипуляции многочисленными замками. Священник убрал руки. В большой двери отворилась дверь поменьше. Узкая и низкая, она понуждала каждого посетителя пригнуться и протискиваться боком. Поскольку Че был малого роста, наклоняться ему не пришлось.

«Каждая помеха — во благо», — подумал он, вовсе не посчитав странным, что здесь, в сердце Священной империи Манна, ему вспомнилась старая рошунская пословица.

Храм Чувственных Наслаждений был тих в этот ранний час. Его круглый первый этаж пребывал в вечном сумраке и освещался, при отсутствии окон, несколькими шипящими и фырчащими газовыми фонарями, установленными вдоль стены. Два дежурных алтарника, лица которых скрывали плоские маски, молча наблюдали за священником, который коротко, по-собачьи, мотнул бритой головой, а потом отряхнул промокшие одежды.

— Дождь, — будто извиняясь, объяснил он.

Стражники смотрели на него как на дурачка, принимая, наверное, за одного из тех молодых прощелыг, которым, благодаря деньгам или родителям, удается порой проскользнуть через сети экзаменов.

— Здесь обслуживают только высшую касту, — сказал тот, что повыше, башней нависая над чужаком. — Какое у вас дело?

Че нахмурился:

— Боюсь, прежде всего вот это.

Все, что они успели, — это вытаращить глаза — два появившихся ниоткуда ножа рассекли два горла.

Оба алтарника свалились на месте. Че проворно убрал оружие и предусмотрительно отступил, дабы не испачкаться в крови. Обойдя разливающуюся черную лужу, он быстро огляделся — свидетелей не было — и повернулся к стражам, которые в этот самый момент упали на колени, а затем и на каменный пол — один боком, другой на спину.

Сам Че ничего не почувствовал.

Не теряя времени, он оттащил оба тела за статую имперской знаменитости, генерала Мокаби, стоящую в глубокой нише. Рано или поздно лужи крови выдадут его присутствие, но только если кто-то промочит в них ноги.

Че это вполне устраивало — его работа не требовала много времени.

Притаившись в тени, он разрезал одежду на одном из трупов, стащил и, свернув узелком, сунул под мышку.

Северная лестница представляла собой спираль ступенек, обвивающую центральную колонну. Он поднимался небрежно, неторопливо, всем своим видом показывая, что имеет полное право находиться здесь. Никто из встретившихся по пути остановить его не попытался.

На седьмом этаже лестница выходила в просторное, роскошно обставленное помещение из розового мрамора с фонтаном в центре, окруженным комнатными растениями. В воздухе ощущался пьянящий аромат наркотиков. На краю фонтана сидели три лысых, слегка перекормленных евнуха н свободного покроя рясах и с длинными кинжалами. Брызгая друг на друга водой и глуповато посмеиваясь, они то и дело бросали взгляды на двух жрецов, сидевших на противоположной стороне фонтана: один с выражением живости и нетерпения, другой — крайней скуки. Еще дальше виднелся арочный проем с выложенными мозаикой откровенными сценами. Из-за колышущегося шелкового полога доносился смех, мужской и женский, звуки флейты и легкий, пульсирующий барабанный ритм.

Оценив ситуацию, Че спустился ниже уровня пола, чтобы его не заметили, безотчетно почесал руку и быстро прикинул имеющиеся варианты.

Приняв решение, он перешел на шестой этаж, оказавшийся совершенно пустым, если не считать ровного сонного храпа.

На фоне затемненного пространства отчетливо вырисовывалось светлое окно, сразу же привлекшее внимание Че. Подойдя, он отворил его — ставни открывались внутрь — и высунул голову наружу, под дождь.

Все было так, как он и ожидал. Бетонный фасад, почти вертикальный, с декоративными выступами, расположенными слишком далеко друг от друга, чтобы использовать их при подъеме. Окон вверху не было вовсе.

Че знал, что делать, и работал быстро. Прежде всего он натянул перчатки из тончайшей кожи, потом достал из сетки, скрывавшейся под одеждой священника, баночку с клеем. Баночка была запечатана толстой восковой пробкой и снабжена лямкой, прикрепленной к проволоке, обмотанной несколько раз вокруг шеи. Че вынул пробку, и в нос ударил резкий, неприятный запах животного жира и морских водорослей. Убедившись, что белая кремовая масса не высохла, он накинул лямку на шею, сдвинул баночку на бедро, развернул узелок со снятой со стражника рясой и принялся резать материал на полосы. За все это время он оглянулся лишь однажды, но даже и тогда не сделал паузы в работе.

Затолкав нарезанные полоски в другой карман, Че запрыгнул на подоконник и повернулся спиной к дождю. В координации движений он не уступал канатоходцу, но пустота все равно тянула, засасывала.

Че достал первую полоску, смотал ее в шарик и обмакнул в белую субстанцию в баночке, после чего прижал сырой еще комочек к бетонной поверхности рядом с оконной рамой. То же самое он проделал и с остальными полосками, в результате чего у него получилось шесть приклеенных к стене, один выше другого, комочков. К тому моменту, когда Че закончил с последним, первый, самый нижний, уже высох, затвердел и вполне мог служить ступенькой.

Он сбросил ботинки, связал их шнурками и повесил на шею, после чего вытянул ногу и осторожно проверил босой ногой прочность первой «ступеньки». Она держалась.