Прикосновение зверя - Ольга Аро Страница 62

Свой старый кожаный плащ она с легкими нотками сожаления убрала в шкаф до лучших времен.

Ее постоянно узнавали, таращились, не отводя удивленных или презрительных взглядов. Двусмысленно кивали, переглядывались. И посылали вслед колкие злые слова, долетавшие до уха злым шепотом.

Не трогали — и на том спасибо. Боялись, видимо, навлечь на себя гнев наместника.

Вэл тоже боялась, поэтому уже с неделю избегала любых возможных встреч с Раза. Будучи в ратуше, она старалась не выходить из архива, забираясь в самые дальние его уголки, точно это могло сделать ее невидимой. Не могло, к сожалению. Но иногда, присев на очередную, покрытую пылью коробку, опустив плечи и закрыв веки, она представляла себя свободной, далекой от этого города.

И становилось чуть легче.

Никогда ее уединение не длилось долго — низкий голос Бриты, дурацкое обращение «принцесса!», эхом разносящееся под потолком архива, заставляло тяжело вздыхать, вставать и вспоминать об окружающей реальности.

Вечером было проще: Вэл выяснила, что после обеда Раза обычно отправлялся в управу и уже не возвращался в ратушу. А если и возвращался, то запирался у себя в кабинете и не выходил до самого утра.

Ее смущало то, что он часто ночует вдалеке от дома неизменно один. Ни Амия, ни кто-либо еще не приходил к нему на ночь — он даже отпускал стражу, не желая, чтобы кто-то маячил у дверей.

Не хотелось думать о нем. Не хотелось испытывать противное покусывающее волнение, поселившееся между ребрами. И совсем не хотелось признаваться себе, что чувство заботы верно и неуклонно росло, возрождаясь из пепла прошлого.

Вопреки всему.

Шагая по темным улицам, не сводя взгляда с маячившей далеко впереди фигуры, пряча лицо в тени капюшона, Вэл с неприязнью к самой себе стиснула челюсти.

Она не знала, что должна была сказать, заглядывая в черные глаза. Выбора у нее не было: Раза в любом случае получил бы ее, так или иначе. Иллюзия свободной воли была сладка, но за сладостью таилась привычная горечь.

Не сегодня, так завтра, но она должна была дать ответ — Раза не будет ждать бесконечно.

От этого сводило кишки.

Следовало быть покорной и, как следствие, превратиться в игрушку, щедро усыпанную дарами. Наигравшись, Раза, должно быть, отпустит ее, и, возможно, именно тогда Вэл станет по-настоящему свободна.

А может быть, Раза не отпустит. Или, что более вероятно, он просто не наиграется. Вэл не понимала, откуда у нее такие мысли, но они не уходили, пуская корни глубоко внутри, цепляясь намертво, как она ни пыталась гнать их прочь.

Нет, стоило забыть о жизни, свободной от черного баргеста. Забыть, закопать, похоронить в сырую землю.

Необъяснимая дрожь каждый раз прокатывалась по плечам от воспоминаний о том, как Раза держал ее в своих руках, вдыхая запах волос.

Вэл не до конца понимала произошедшего. Она поднимала из прошлого давние образы, сравнивала, пытаясь осознать, раскусить загадку, как сладкий плод, но когда наконец подбиралась к самой сердцевине, то истина ускользала от нее шустрой змейкой.

Прежде Раза часто нежно, на грани с трогательной лаской, касался ее пальцами, обводил контуры, не стесняясь, требовательно забирая принадлежащее себе. Он любил вжиматься лицом в растрепанные волосы, проводить языком по соленой от пота коже, слизывать каплю крови из прокусанной губы.

Чаще, чем того желала бы Вэл, он причинял ей боль, кусая, подминая под себя, подавляя, сдавливая горло, швыряя лицом в подушку, не задавая вопросов и не спрашивая мнения.

Все это было частью Раза, и Вэл полагала, что частью его человеческой натуры.

Похоже, она глубоко ошибалась.

Далеко впереди фигура, за которой она неотступно следовала, свернула в узкий темный проулок. Вэл прибавила шагу, оглянулась, не желая невольных свидетелей, и нырнула в черноту низко нависающей арки.

Чужие крепкие пальцы сжались на плече, рывком разворачивая.

Вэл запнулась, ударилась лопатками о каменную стену, выбивая весь воздух из легких; зашипела от боли, вскидывая голову. Капюшон упал на спину, взъерошивая волосы.

— Что это, Вэл? Хочешь неприятностей нам обоим? — Синие глаза раздраженно сузились, лицо, еле различимое в сумраке, казалось жестким, непривычно холодным. Сквозняк, гуляющий по узкому пустынному проулку, колыхнул длинные светлые волосы, рассыпанные по плечам.

Вероятно, Вэл придумала себе это, но жар кожи волка ощущался даже сквозь одежду. Она ухмыльнулась и заметила, как удивленно распахиваются глаза напротив, отзываясь на ее едкую улыбку.

Вэл повела плечом, резким движением стряхивая с плеча ладонь Шейна, схватила его за лацканы куртки и притянула, не обращая внимания на краткое неуверенное сопротивление.

Без колебаний, без доли сомнений — прижалась губами к теплому рту.

Плевать. На Раза, на наказание, на весь этот проклятый мир.

Шейн дрогнул, замер, не отвечая на поцелуй, не дыша, не издавая ни звука. Прекрасная статуя, горячая, как живой человек.

Вэл подалась вперед, прильнула к нему грудью, всем телом, будто стараясь залезть под теплую кожу, стать его частью, бедрами в его бедра, сильно, сладко, мучительно приятно.

Голова бесповоротно съезжала, а сердце в ответ рвалось наружу, крича, требуя и умоляя.

Обвивая бархатную шею руками, она потянулась вверх, спешно отодвигая мешающий воротник, зарылась пальцами в длинные волосы и тут же стиснула кулак, зажимая светлые пряди.

Она, как губка, впитала в себя тихий стон волка, до боли, до разбитых о зубы губ вжалась в его рот, моля о пощаде, о прощении, с трудом подавляя нестерпимую жажду его вкуса. И — вот оно — то, ради чего она была готова дышать, рисковать и сказать черноволосому ублюдку да, стать его дорогой шлюхой, подстилкой и заодно всеобщим посмешищем.

Язык скользнул в приоткрытый покоренный рот, влажный и невероятно горячий. Вэл судорожно стиснула пальцы, ощущая гладкость волос во вспотевшей руке.

Это были ее долбаные мечты, ее скрытые от всех желания, которые исполнились, воплотились в жизнь, вернулись из забвения: язык столкнулся с языком, подавил, подмял под себя, овладел, очертил линию, изучил и отдался в ответ, как только может хорошая, умелая шлюха.

От ощущения вкуса рта Шейна плавились мозги.

— Что… ты… творишь? — раздался безумный хриплый шепот прямо в рот, будто единое дыхание, так близко, что невозможно было различить оттенков.

— Ты знал, — прозвучал глупый ответ, не обвинение, но грань не видна, почти не ощутима.

Чужое дыхание коснулось рта, и Вэл, не выдержав, вновь дотронулась до губ волка влажным языком.

— Ты знал, что этот пес меня не отпустит.

— Ты не понимаешь, — прозвучал вымученный стон, и волк сжал объятие, такое сильное, что, казалось, затрещали ребра.