Шардик - Ричард Адамс Страница 61

— Сейчас мы наткнемся на огромное бревно, которое наверняка проломит нос лодки.

Лодочник тотчас перестал грести и быстро обернулся.

— Где оно, господин? — спросил он на бекланском. — Я ничего не вижу.

— А я вижу, что ты прекрасно понимаешь меня, когда я говорю на йельдашейском, — ответил Эллерот, — но это не преступление. Сдается мне, похолодало, да и ветер усилился. Отвези-ка нас обратно, братец, пока мы не подхватили тельтеарнскую лихорадку. Ты хорошо потрудился — вот тебе еще мельд. Уверен, ты не любитель потрепать языком.

— Благослови вас господь, — сказал парень, налегая на правое весло.

— И куда мы сейчас? — спросил Молло, когда они вышли на берег в саду. — Ко мне или к тебе? Здесь нам нельзя разговаривать.

— Да брось, Молло, там же во всех стенах уже давно продырявлены отверстия для подслушивания, Ох уж эти твои дильгайцы — ну ничему тебя не научили! Мы с тобой прогуляемся по городу — прячь лист в лесу, как говорится. Слушай, а жрица, что разговаривала с нами сегодня, лицом на козодоя похожая, — тебе не кажется, что она…

Мужчины неторопливо прошли по огороженной дороге к Павлиньим воротам. Невидимый стражник налег на ворот подъемного механизма, и тяжелая дверь скользнула вверх, открывая маленькое замкнутое помещение в толще стены, известное как Лунный притвор, потом опустил и таким же образом открыл ворота с другой стороны. Это был единственный проход между верхним и нижним городом, и привратники, бдительные и необщительные, как сторожевые псы, не пропускали ни единого человека без соответствующего распоряжения сверху. Когда Эллерот и Молло вышли в нижний город, тяжелые гладкие ворота с окованными железом боковыми краями, заходящими на каменные стены, медленно опустились за ними. Несколько секунд мужчины стояли над шумными улицами, с ухмылкой переглядываясь, точно мальчишки, собирающиеся одновременно прыгнуть в озеро с обрывистого берега.

Улица Оружейников круто спускалась по склону к украшенной колоннадой прямоугольной площади под названием Караванный рынок, где таможенники проверяли и взвешивали все привозимые в город товары. С одной стороны площади находились городские товарные склады с погрузочно-разгрузочными помостами и громадными бронзовыми весами Флейтиля, на которых взвесить телегу с двумя волами не сложнее, чем обычный мешок муки. Пока Молло наблюдал, как на весы укладывают разновесные гири против сорока болванок гельтского железа, к нему, опираясь на костыль, подковылял чумазый оборванный мальчишка, отвесил неуклюжий кособокий поклон и затянул плачущим голосом:

— Ни отца у меня, господин, ни матери… жизнь тяжкая, хоть вешайся… два мельда — сущий пустяк для господина вроде вас… лицо у вас доброе… и сразу видать, вы человек удачливый… не желаете провести время с хорошенькой девушкой… остерегайтесь жуликов… в Бекле полно жуликов… полно воров… хотя бы один мельд… а не угодно ли к гадалке наведаться… или, может, вам по душе азартные игры… так я встречу вас нынче вечером на этом самом месте… помогите горемычному сироте… с утра крошки во рту не было…

Левая нога у него была отрублена по середину голени, и обмотанная грязным тряпьем культя висела в полулокте над землей. Когда он качнулся вбок, перенося тяжесть тела на костыль, искалеченная нога безжизненно качнулась, словно все мышцы в ней отмерли. Один передний зуб у мальчишки отсутствовал, и, пока он шепелявил свои предложения и мольбы, красная от бетеля слюна стекала по подбородку. Вид он имел хитрый и настороженный; правую руку со скрюченными, как когти, пальцами чуть выставлял вперед ладонью вверх.

Внезапно Эллерот быстро шагнул к нему, схватил за подбородок и рывком поднял ему голову, чтоб посмотреть в глаза. Мальчишка пронзительно вскрикнул, дернулся назад и разразился потоком слов, звучащих невнятно теперь, когда челюсть еле двигалась, стиснутая железной хваткой Эллерота.

— Бедный сирота, господин… никакого дурного умысла… знатный господин не обидит убогого калеку… работы не найти… времена страсть тяжелые… рад услужить, чем могу…

— И давно ты ведешь такую жизнь? — сурово осведомился Эллерот.

— Не знаю, господин… — пролепетал мальчишка, отводя взгляд. — Года четыре или пять… не сделал ничего плохого, господин… ну или шесть, как вам будет угодно…

Свободной рукой Эллерот задрал рукав попрошайки. За широкий кожаный ремень, обхватывающий худое предплечье, был заткнут превосходный нож с серебряной рукоятью. Эллерот вытащил его и отдал Молло.

— Ты ведь и не почувствовал ничего, верно? Вот чем плох обычай носить ножи в ножнах на бедре. Хватит выть, парень, или я выпорю тебя на глазах у смотрителей рынка…

— Да я сам его выпорю, воет он или нет! — перебил разгневанный Молло. — Да я ему…

— Погоди, дружище. — Эллерот, по-прежнему державший оборвыша за подбородок, повернул его голову в сторону, а другой рукой откинул назад спутанные грязные волосы. В мочке уха у него была дырка размером с апельсиновую косточку. Эллерот дотронулся до нее пальцем, и мальчишка беззвучно заплакал.

— Геншед у аркон лоут та? — спросил Эллерот на терекенальтском языке, незнакомом Молло.

Давясь слезами, мальчишка кивнул с пренесчастнейшим видом.

— Геншед варон, шу варон иль пекеронта?

Паренек снова кивнул.

— Слушай, — сказал Эллерот, снова переходя на бекланский, — сейчас я дам тебе пару монет, но при этом громко выругаюсь и сделаю вид, будто ударил тебя, иначе сюда со всего рынка слетятся стервятниками десятки других горемык. Ничего не говори, быстро спрячь деньги и ступай восвояси — ты понял? Убирайся к черту! — заорал он, хватая мальчишку за плечо и отталкивая от себя. — Пошел вон! Спасу нет от этих грязных попрошаек.

Он резко повернулся и зашагал прочь.

— Какого дьявола… — начал Молло, устремляясь за ним, и тут же осекся. — Что бы там ни было, Эллерот, но ты же… ты же не плачешь, надеюсь?

— Дорогой Молло, если ты не в состоянии уследить за собственным ножом, висящим в ножнах у тебя на бедре, то можно ли ожидать, что ты уследишь за сменой выражений на каком-нибудь глупом лице, вроде моего, и правильно их истолкуешь? Пойдем-ка лучше выпьем — я не прочь пропустить глоточек, да и солнце начинает припекать. Самое время посидеть где-нибудь.