Магистраль - Евгений Прошкин Страница 61

Теперь он все узнал: шторы, обои, пыльную люстру — все до последней мелочи. Словно он был у себя дома. Собственно, как раз это он и воспринимал как свой дом. Кровать, на которой он спал, периодически — не один. Покрывало, прожженное сигаретой. Где-то здесь должна быть дырка… Шорохов откинул угол и легко нашел черное пятнышко. Часы, купленные на рынке…

Взяв будильник, Олег подошел с ним к окну. На улице все было белым от снега. Удивительно, как он мог принять это за рассвет. Да еще летний… Сознание выбрало наиболее близкую аналогию из доступных. Оно же не знало, его сознание, что от начала июля до конца декабря не всегда проходит полгода. Иногда это всего лишь нажатие кнопки.

И, кстати, разбудивший его комар был тоже не июльским. Майским, если уж на то пошло. Олег притащил его из семьдесят восьмого года с собой — на ухе, на затылке или еще как. Шорохов отставил будильник в сторону и несколько раз хапнул воздух ладонью. Без толку. Насекомое носилось где-то в темноте. Возможно, оно тоже ошалело от внезапной смены времен года.

Будильник на телевизоре показывал «19:05». До начала теста было еще два часа, и Олег, вытащив сигарету, перешел на кухню.

Докурить он не успел. С дверью кто-то завозился — не таясь, по-домашнему, и в прихожей включили свет.

— Ты уже на месте, Шорох? — спросил Лопатин, снимая пальто и шляпу.

Вопрос прозвучал так, будто шеф не сомневался, что они встретятся, — здесь и сейчас.

— Ага… — Олег выпустил дым через нос. — Курсант Шорох для прохождения теста… — Он вдруг замолчал. — Послушайте, Василь Вениаминыч… откуда вам моя кличка известна? Вы ведь мне ее позже придумаете. Или она у вас уже заготовлена?..

— Я давал вам время, — сказал тот, растирая с мороза руки. — И тебе, и Прелести. Разве нет?… Вы сидели, всю дорогу трепались. Пока к бункеру ехали, — пояснил Лопатин.

— Бункер? Может, я этот экзамен еще не сдам!

— Сдашь. Куда ты денешься…

— То есть вы тоже сюда вернулись?… Как я?…

Василий Вениаминович сел за стол и принялся набивать трубку.

— Вот ты и дошел до самого начала, Шорох…

— Вы мне все объясните, — твердо сказал Олег.

— Естественно. Но если немного подождешь, вопросов у тебя не останется.

Олег прикурил вторую сигарету и проверил часы.

— Зачем нужно это идиотское испытание? — спросил он. — Это же фикция! В школе вашей я не учился… что мне проверять?

— Испытание, — подтвердил Лопатин. — Увидишь, увидишь.

— Я тут на своем дне рождения побывал, — с усилием выговорил Олег, присаживаясь напротив. — Нету ничего… Ни рождения, ни самого меня…

Василий Вениаминович болезненно поморщился, и Шорохову стало ясно, что он не ответит и на это.

— Еще столкнулся с Лисом добавил Олег на всякий случай. — Тоже в семьдесят восьмом.

— С кем ты столкнулся?

— С оператором Лисом. В семьдесят восьмом году отряд не распускали? — уточнил Шорохов.

— Мой отряд? Распустили?! Что за чушь?…

— А где же ваши опера? Мы с Прелестью ни одного не видели.

— Вам и не нужно. У вас… свой отряд. Отдельный.

— И вы — наш отдельный координатор… Лопатин неопределенно изогнул брови.

— Что это за дерьмо, Василь Вениаминыч? Что вокруг происходит?! Вы будете говорить или нет?

— Подожди еще минутку.

Олег ничего не понимал. «Минутка»… Что изменит-то? До теста еще далеко. Что может решить какая-то минута?…

На площадке остановился лифт. Шорохов не засекал, но, наверное, как раз минута и прошла, прежде чем в квартиру внесли носилки с пристегнутым пологом. Плотная ткань закрывала все, кроме лица, и это было лицо Аси.

Олег ринулся в прихожую.

— Что с ней?!

— Все в порядке, — спокойно ответил Лопатин. — Ася спит.

Шорохов проследил, как двое операторов перекладывают ее на кровать — туда, где вскоре должен был проснуться он сам.

С лестницы показался запыхавшийся курьер Дактиль с потрепанной коробкой. В коробке, насколько Олег помнил, был не телевизор, а прибор для программирования клонов. Дактиль тоже вошел в комнату и поставил прибор у постели.

Олег через коридор глянул на Лопатина. Тот покивал — мол, нормально, нормально.

— Да что с ней?…

— Не волнуйся. Все люди засыпают. Иногда под уколом. Ничего страшного.

— А для кого программатор? Зачем вы ее усыпили? Она вам что?… Кошка, что ли?!

Олег убедился, что его помощь не требуется, и вернулся на кухню.

— Василь Вениаминыч!..

— Забудь о ней, Шорох. Прелести больше нет.

— Как, как… как это нет?! Что за дела?… Типа «для меня нет»?

— Типа, Шорох, вообще нет. Она погибла. Вечером того же дня, когда ты от меня свинтил.

— Свинтил… что значит «свинтил»?… Я-а-а ниоткуда… — Он замотал головой и вдруг замер, глядя на свои ботинки. — Погибла. Как погибла… Как это погибла?… Как?!

— На операции. И с этим ничего нельзя поделать.

— Да-а!.. Как же, «ничего нельзя»!.. Щас, ага! — Олег вытащил из-под рубашки синхронизатор и, раскрыв, бросил его на стол. — Когда? Дата, место. Ну?!

— Убери железку. Это была операция для смертника. Все было известно заранее. Там… по-другому невозможно.

Олег вскочил со стула — еще без определенной цели, но уже зная, что вначале порвет Лопатину горло, а потом…

Шорохов не дотянулся даже до бороды — горячая волна вбила его в угол и растеклась по животу.

— Ты ублюдок… послал туда Асю… — прошептал Олег, замирая.

Василий Вениаминович положил станнер рядом с табаком и неторопливо попыхал трубочкой.

— Шорох, ты в нее влюбился? Вот же дурак-то… Зачем она тебе? Ее всего на трое суток в Службу приняли. Трое суток, начиная с сегодняшнего вечера. Сейчас развяжемся с твоим тестом, отвезу вас в бункер, ну и… дальше ты помнишь. Три дня ей на обкатку. Несколько мелких операций, чтобы с железками освоилась. В школе-то она тоже не была…

Лопатин повозил по столу пепельницу и взглянул на Олега, не получая никакой реакции, но зная, что тот его видит и слышит.

— Шорох… Прелесть запрограммирована. Она не клон, нет. Ты это подумал? Нет, нет. Ее загрузили в возрасте двух недель. Можно было и обойтись, если бы она согласилась с нами сотрудничать. В магистрали она погибает, еще молодая. Двадцать восемь лет, не обидно ли? Ей говорили, ей доказывали, даже экскурсию организовали. Взрыв бытового газа — жуткое зрелище, между прочим… После двадцати восьми у Аси ничего нет. Пустота. Ну что бы ей в Службу не пойти? Подменили бы ее клоном, а она бы жила… Не захотела. Пришлось программировать с самого детства. Ее собственную жизнь никто не трогал. Подсадили только последний год, там, где школа на реальные воспоминания накладывается. Она тебе не жаловалась? Мне — да. А что делать?… А как еще?… Зато сейчас ее ни учить, ни инструктировать не надо. Все помнит. У тебя же самого тест принимать будет. А то, что от нее осталось в магистрали… там, можно сказать, ничего и не осталось… Как раз сегодня. И не надо на меня бросаться, не надо, Шорох. Мы ей жизнь продлили. На целых трое суток, а это дорогого стоит. Ну а то, что под гибельную операцию ее подвели… А кого же еще? Штатного опера, который верой и правдой?… Ее ведь к этому и готовили изначально — к трем дням в Службе. Просто кто-то должен был появиться рядом с Криковой. Однажды, в один далеко не прекрасный день… Дату не скажу, и не мечтай! Хлопот с этой старой сукой… Но начальство, как родителей, не выбирают, Шорох. Будет пикник, у Криковой будут большие гости. И будет стрелок на вертолете. И ничего нельзя будет компенсировать. Только появиться перед ней на секунду, чтобы поймать пулю. Мне тоже жалко Прелесть, поверь. Но это спецпроект Службы, моего мнения никто не спрашивал. И твое никто слушать не станет. Олег сидел, прислонившись к стене, и чувствовал, что понемногу оттаивает, — заряд ему Лопатин впорол щадящий, ниже нормы Шорохов уже мог моргать и ворочать языком, говорить — еще нет.