Странные ангелы - Лилит Сэйнткроу Страница 61

Было тепло и уютно, на соседней раскладушке мирно посапывал Грейвс. С первого этажа доносился чуть слышный звук включенного телевизора. Там обосновался второй постоялец.

От их присутствия веяло спокойствием. Однако где-то в глубине души затаился страх.

Честно говоря, я опасалась, что не усну, если Кристоф останется в доме. В действительности же провалилась в тяжелый сон, как только голова коснулась подушки.

Сова подмигнула правым глазом, а невесть откуда взявшийся аромат лунного сияния развеял слабый вкус цитрусов во рту.

Я бесшумно выскользнула из теплой постели, чуть затаив дыхание от прохладного воздуха, мурашками пробежавшего по коже. Несмотря на включенный обогреватель, в комнате стоял пронизывающий холод. Поверх теплой пижамы, которую всегда надеваю на ночь, я натянула спортивные брюки, накинула сверху вязаный жакет и согнала остатки сна, протерев глаза кулачками.

Прошмыгнула мимо всхлипнувшего во сне Грейвса и, стараясь не скрипеть ступеньками, спустилась по лестнице. Половицы застыли в молчании, когда я шла по коридору. На стене отражается голубой прямоугольник от включенного телевизора. В гостиной перед ним, с дробовиком наперевес, сидит Кристоф, устроившись в папином складном кресле — не тот ли это дробовик, что я видела у него на складах? Голова опущена, будто во сне клюет носом. Звук в телевизоре приглушен, на экране — черно-белое старое кино о войне, которое идет с сильными помехами.

«Стоп! У нас ведь кабельное телевидение, и помех быть не должно!» — мелькнула в голове мысль.

Ковер, коробки, расставленные вдоль стенки коридора, отверстие от пули, сияющее в свете телевизионного экрана, выглядят как картинки из прошлой жизни.

Входная дверь мерцает теплыми огнями. Тоненькие нити светло-голубых линий опутали ее сложным витиеватым узором, похожим на татуировки первобытнообщинных племен. Я смотрю как завороженная на игру света с тенью, а вокруг стоит гробовая тишина, словно мир окутан обманчивой сетью дьявольских чудес.

Легкой поступью я шаг за шагом приближаюсь к входной двери, иду босиком по дешевому ковру, а ноги скользят по нему, как по маслу. Дверь все ближе и ближе, будто ковровая дорожка сама несет меня к ней. Рука без моего участия открывает замки, и оба засова отодвигаются совсем бесшумно. Ладонь тянется к дверной ручке…

Нет, Дрю, не выходи!

Ой, кажется, я не собиралась на ночную прогулку! Внезапно рот наполнился сладким вкусом настоящих апельсинов, а не искусственных и восковых, как обычно. От удивления даже голова заболела, будто сквозь нее незаметно просунули металлическую трубку. Дверная ручка шипит, как раскаленная сковорода при прикосновении прохладной руки, голубые линии тревожно пульсируют на двери.

Дверь бесшумно открылась настежь, а защитные чары пропустили меня на улицу. Я по-прежнему словно плыву и осторожно делаю шаг вперед. Странно, но холод отступает. На пустом крыльце сломаны перила, засохшие растения стоят под окном в пластмассовых горшках, покрытые морозным инеем, сосульки свисают с водосточной трубы. Крохотные ледяные мечи задрожали под моим взглядом.

Ступени ни разу не скрипнули под ногами. Снова идет снег: огромные пушистые снежинки кружатся, падая застывшими звездочками и рисуя в небе странные узоры, как и защитные линии на двери. Внутри меня началось знакомое гудение, словно подключили к животу электрический кабель. Почти видимая для глаз силовая линия змеится мимо проплешин на лужайке, на которой уже скрываются под новыми сугробами все следы сегодняшней битвы.

Куда я иду?

Над головой послышалось яростное хлопанье совиных крыльев, и мимо белым призраком скользнула в небо бабушкина сова. Темные пятнышки на белоснежном оперении казались почти незаметными. Сделав над головой два круга, птица медленно полетела вдоль улицы.

Призрачный кабель, подключенный к животу, натянулся и потащил меня в том же направлении. Я откинулась назад, будто скользила на лыжах по водной глади. Что-то странное было в этом жутком движении: волосы не развеваются на ветру и мороз не обжигает щеки!

Ухты, я словно в прозрачном шаре! Ого-го! Неуместное хихиканье, булькнув, застряло в горле и смолкло. Мир дрожал, как капли краски на палитре, а тьма и снежное сияние слились воедино. Сова сделала вираж, паря на широких крыльях, и на секунду наши взгляды встретились. Она снизилась и пролетела прямо над головой. Дуновение воздуха, поднятое крыльями, коснулось щек и лба, и волосы чуть разметались по сторонам, а потом опять вернулось прежнее оцепенение.

Необычная сила тянула меня вдоль улиц, иногда поворачивая направо или налево, порой поднимая на вершины сугробов и опуская по их склонам так аккуратно, что я даже не замечала. По улицам, через аллеи, вверх и вниз по изгибам занесенной снегом машины! Вот будет забавно, когда завтрашним утром владелец найдет на крыше автомобиля следы ног! Правда, веселая мысль мелькнула на мгновение и исчезла.

Черт, я ведь не иду! Самый настоящий серфинг на снегу! Ух!

Внезапно сова глухо ухнула, и натяжение силы стало слабеть. Внутри еще пульсировало гудение, но движение прекратилось. Оглядевшись, я обнаружила, что стою напротив старого разрушенного двухэтажного коттеджа, некогда окрашенного в яркий, ныне потускневший желтый цвет. Перед домом рос гигантский дуб, протянувший голые ветки до самого неба.

Почему так щемит сердце при виде дома? Долгое время, задрав голову, я изучала казавшийся знакомым фасад. Белая сова уже устроилась на полуразрушенном козырьке над крыльцом, ступени которого скрыл глубокий снег.

Да, снег закрыл ступени, но я знаю, как они выглядят. Знаю, как скрипнет крыльцо, когда шагну на деревянный настил. Выцветшая желтая входная дверь свесилась с петель и качалась, открывая проход вглубь коридора. Виси она на месте, я бы узнала песню скрипучих петель. Обычно они скрипели долго и протяжно, почти на одной ноте, словно кричал упрямый ослик.

От узкого коридора направо вверх ведет лестница, а на втором этаже находятся четыре комнаты. Ванная комната, где наверняка все отсырело, раз уж входные двери не закрываются, потом две спальни — взрослая и детская — и чулан!

Мне знаком этот дом. Откуда я могу его знать?

Сова расправила крылья, склонила голову набок и снова протяжно ухнула, мигая старыми и до боли печальными глазами-бусинками.

Я решила войти в дом, но теперь каждый шаг давался с трудом, словно растаяло масло, по которому так легко прежде скользили ноги. Чем ближе дом, тем гуще мрак, опускающийся на землю. У подножия огромного дуба земля оказалась выжженной и совсем без снега. Там во тьме лежал причудливый узор, сплетенный лунным светом, проникавшим сквозь черные ветви дуба.

Что это?

Сова ухнула в третий раз, и в ее глухом крике прозвучала настороженная настойчивость. Я протянула к птице руку. Гудение в животе усилилось, злые осы из гнезда в желудке зловеще гудели и щекотали нервы.

Подождите! Я узнаю… узнаю этот дом…