Черно-белая война - Игорь Ковальчук Страница 61

– Виноградное вино. Тонкие наливки и настойки.

– Можешь поблагодарить свою матушку за это. Ребенка Мортимера тоже надо потенцировать. Ему ведь тоже нелегко. И Леарна пила, разумеется. Именно за этот факт уцепились, когда умер новорожденный. Лээр обвинил ее в том, что она загубила его ребенка. Он говорил, что ребенок-Дракон Ночи не нуждался в алкоголе, наоборот, от него малыш умер, и что моей потомице надо было думать, прежде чем хлестать водку бутылками.

– Она пила водку?

– Беременные женщины нашего клана пьют коньяк. По сто граммов ежедневно четырьмя порциями. Пьют и вино. Ни одна из леди моего клана не пьет водку, и я готов побиться об заклад, что Леарна никогда в жизни не пригубливала подобный плебейский напиток. И, думаю, Лээр это понимал, просто в нем говорило горе.

– А что ему ответила Леарна?

– Ничего не ответила. Кажется, она поверила, что во всем виновата сама.

– А ты?

– А я думал о том, что Леарна очень тяжело рожала Гальнера, и с момента предыдущей беременности прошло меньше сотни лет. Я думал, что причина в этом, и радовался, что хотя бы мать осталась жива. Понимаешь, бессмертной женщине трудно подарить жизнь ребенку. Это смертная может рожать ежегодно, бессмертная – нет. Слишком много сил приходится отдавать малышу. Некоторые могут подарить жизнь только одному ребенку, некоторым и вовсе не дано забеременеть. Природа строго следит за этим. Я думал, что о причинах смерти ребенка может говорить лишь специалист, но родители были так убиты смертью малыша, что предлагать им тщательное исследование было бессмысленно.

Мэрлот скомкал длинный листок и тут же аккуратно разгладил его. В глазах у патриарха была боль.

– Я идиот. Я просто идиот, Руин. Я должен был понять, что, сколько бы ни было в ребенке типажа нашего клана… Если б даже в нем не было ни крупицы нашего типажа… Я же когда-то изучал акушерство и гинекологию, я знаю, что к ребенку поступает лишь переработанная под его нужды кровь матери. До ребенка не доходит ни крупицы алкоголя, а лишь тонизирующая составляющая, коль скоро на Мортимера спиртное действует именно как тоник. Малыш не мог получить алкогольный синдром, находясь в теле женщины нашего клана. Просто не мог.

Патриарх еще раз провел ладонью по листку и протянул его Руину.

– Я буду счастлив снять с плеч Леарны тяжкий груз вины. Она же до сих пор считает, что виновата в смерти собственного ребенка, уверена, что именно она его убила. Я ни в чем не мог ее убедить, но ее убедит то, что он жив. И Лээра убедит. Убедит, что он был не прав, обвиняя во всем Леарну. Жаль только, что это не вернет их отношения к прежней идиллии. Я надеялся, что они поженятся. Ведь они любили друг друга.

– Если они любят, то, наверное, смогут вновь наладить отношения.

– Сомневаюсь. Знаешь, есть вещи, которых нельзя произносить вслух, даже если ты так думаешь. Нельзя обвинять мать в том, что она убила своего ребенка. Полагаю, Леарна никогда не сможет простить Лээру его слов. И она права. Такое нельзя прощать.

Руин развел руками.

– По крайней мере, вы можете вернуть обоим этим болванам душевный покой. И обрадовать Эндо Дракона Ночи, я прав?

– Да. – Мэрлот вдруг ухмыльнулся. – Всю жизнь мечтал добиться того, чтоб Эндо задолжал мне большую услугу, и, кажется, этот день наступил. Ладно, честно говоря, я просто рад за Илвара… Ты устал, Руин, а я тебя держу.

– Я не устал, и, честно говоря, хотел бы продолжить разговор. Я хотел поговорить о Блюстителях Закона. Отец кое-что рассказал мне. – Патриарх обернулся к Арману, но тот продолжал: – Меня брали черные маги, без всяких демонов, но о других случаях я слышал от отца. И вполне понимаю, что это значит.

– Мэльдор мог бы и помолчать об этом.

– Он хотел моего совета. Я немного больше его понимаю в интригах.

– Он мог бы спросить моего совета. Я в них понимаю еще больше, чем ты.

– Отец сказал, что ты не хотел ему ответить.

– Потому что он спрашивает меня только об одном – когда мы начнем войну против клана Блюстителей.

– А мы не начнем?

– Мы? Мы одни? Да ты понимаешь, какое тут соотношение сил? Ты это способен понять? – Мэрлот не кричал, но почему-то казалось, что он кричит, и если никто его не слышал и никто не бежал к нему, уловив его повышенный, нервный тон, то лишь потому, что в эти дни клановое убежище кипело, как муравейник. Здесь все кричали, потому что иначе невозможно было услышать друг друга, волокли тяжелые предметы или включали гулко шумящие машины. Здесь глава рода мог сколько угодно выплескивать свои чувства, не стесняясь и не сдерживаясь. – Ты понимаешь, что клан законников расплющит нас, как асфальтовый каток! Мы одни ничего не сможем сделать.

– Тогда надо привлечь остальные кланы.

Мэрлот тяжело дышал. Сейчас он казался Руину совсем молодым, может быть, даже ровесником.

– Да. Да, мальчик. Ты это понимаешь. Но ты должен понимать также и то, что сбросить клан законников возможно будет лишь тогда, когда против него поднимутся все дома Центра или большая их часть. Гораздо больше двух третей. Только тогда! Зверя, почуявшего сладость власти, можно бить только насмерть и сразу, иначе всем нам несдобровать. Если умрет хоть кто-то из моих потомков, мне будет больно, ты понимаешь это? Я не могу швырять своих детей в топку борьбы за власть!

– Если не выступить против тех, кто мечтает стать диктаторами, погибнут все. Или большая часть. Что из этого – большее зло, ты представляешь?

– Ты верно понимаешь. Ставишь верный вопрос. Поэтому патриарх должен быть очень чувствительным человеком. Он должен найти эту зыбкую грань между двумя необходимостями. – Мэрлот повернул к Руину бледное лицо и закричал: – Я не вынесу на совет предложение об отстранении клана Блюстителей Закона от занимаемой ими должности, пока не буду уверен, что предложение примут единогласно! Я вообще предпочел бы, чтоб это предложение выдвинул кто-нибудь еще. Если я заявлю о своем отношении к происходящему слишком рано, я скажу во всеуслышание, что Мортимеры – враги Блюстителей Закона. Сколько тогда просуществует мой клан, Руин?! Сколько?! Да нисколько! Они могут затеять второй плен, из которого мы уже не выберемся, или что-нибудь почище. Я должен быть уверен в успехе, а пока – терпеть и ждать. У меня на руках много доказательств, но они таковы, что самый могущественный клан Центра – да-да, Блюстители Закона – это самый могущественный клан Центра – сможет отпереться от всех них. И от своих демонов, и от договора с черными, и от надругательств над моей много-раз-правнучкой, и от продажи Илвара. Теперь у меня будет союзник – Эндо, но его одного мало. Мне нужно большее, и я добьюсь этого большего. Не знаю, сколько времени на это понадобится. Но сколько бы ни понадобилось. А пока буду притворяться лояльным, чтоб моих потомков оставили в покое.

– А пока твоим потомкам придется спать с теми, кого им укажут Блюстители Закона, – медленно произнес Руин.