Последний довод побежденных - Сергей Лапшин Страница 61

Естественно, приводить весь разговор я вам не буду. Вполне хватит и краткой выжимки, тем более что дословно я все равно ничего не перевел, всего лишь сумел понять смысл. Так вот, эта женщина, как оказалось, тоже была в той колонне, в которой везли нас. Она была какой-то гостьей, как она мне объяснила, и направлялась вместе с колонной в Линденхонег, судя по всему, то самое, что я обозвал ППД. Я же, со своей стороны, поведал ей горестную историю о нашем пришествии из будущего и таком неласковом для нас приеме. Женщина, слегка помолчав, сказала, что слышала о нас, и поинтересовалась, что нам нужно. Тут же добавила, что с ней обращаются хорошо. Дальше ей пришлось довольно долго объяснять мне, пока я наконец не вкурил, что она нечто вроде заложника, за которого просят выкуп или какую-то услугу. В общем, она нужна бандитам, и потому за ней ухаживают. Так и сказала — бандитам. Я переспросил насчет национальности, ибо прекрасно знал, что бандитизмом Вермахт с большой охотой называл партизанское движение. Ответ я совершенно не понял, и оставил выяснение до лучших времен. В смысле, до того, как очнется Нельсон. Ну и, естественно, не преминул спросить у женщины лекарств от головы и от ран, ибо как сказать «болеутоляющее» и «общеукрепляющее», я совершенно не знал. Попросил побольше питательных продуктов, типа хлеба и колбасы.

Женщина попросила меня подождать пару минут, после чего весьма рьяно заколотила в один из кирпичей. Буквально после двух-трех ударов часть его вывалилась мне на доску, заменяющую постель. Следом за кирпичом в дырку проследовал внушительный кусок колбасы, ударился о деревяшку, скакнул, с явным намерением упасть на пол. Мне пришлось проявить завидную реакцию, чтобы подхватить ценный и очень необходимый нам с Нельсоном в настоящий момент продукт. Сделал это я правой рукой, на рефлексах, и чуть не взвыл от боли в изувеченных пальцах. Кстати говоря, последние их фаланги и цветом и фактурой были очень похожи на саму колбасу.

Таблетки, колбаса и яйца творили чудеса. Нам с Нельсоном понадобилось два дня, чтобы привести его в нормальное состояние. Относительно, разумеется, нормальное. По крайней мере, его воспаление на спине сошло на нет, раны покрылись твердой корочкой, хорошо схватились, и можно было утверждать, что заживление идет нормально. Хуже было с сотрясением. Нельсон по-прежнему чувствовал слабость и головокружение, но его хотя бы уже не тошнило. Что касается меня, то я в сравнении со своим товарищем отделался ерундовыми травмами, которые меня мало беспокоили.

За это время Нельсон установил постоянный контакт с собратом по несчастью в смежной камере. Ульрика, как звали нашу очаровательную соседку, постоянно снабжала нас продуктами и медикаментами. Почему очаровательная? Да потому что Нельсону очень хотелось так думать.

Ну и, кроме того, безо всяких шуток, не исключено, что она нас спасла. Пожалуй, это был первый человек на этом свете, который нам постарался помочь, а не приспособить сразу к делу, а то и просто прописать в дыню. Без ее жратвы Нельсон бы явно протянул ноги, а еще больше без болеутоляющих средств. Парень это чувствовал и был признателен.

Достаточно смешно было наблюдать за тем, как он пытается флиртовать через стенку. Согласитесь, зрелище то еще — оборванец с фингалом в пол-лица ведет заумные беседы на немецком с кирпичной стеной. Хорошо еще не додумался расковырять стенку побольше, чтобы увидеть объект своего обожания.

А знаете, скажу вам честно, может, именно Ульрика и повлияла на то, что Нельсон пошел на поправку. В смысле — именно она в первую очередь, а не таблетки ее и не хавчик. Лично мне было прекрасно видно, как сверкали его глаза, когда он трещал о глобальном, с какой готовностью и каким нетерпением он приступал к каждой беседе. Нам приходилось контролировать, когда уходили конвойные, да и с допросами не оставляли в покое. Поэтому, несмотря на кажущуюся доступность, общение их было ограничено.

Отчасти я даже завидовал Нельсону. Видно было, что Ульрика идет на контакт и ей интересно. Удивительного тут было мало, хотя бы потому, что я в немецком слабоват, а Нельсон шпарил весьма прилично. Хотя конечно, глупость, вот так взять и заочно влюбиться, через стенку, верно? Но я не мешал. Для Нельсона это было своеобразное лечение, которое не стоило сбрасывать со счетов. Ну и, кроме того, Юля, как называл ее я, преподнесла нам достаточное количество полезной информации. А в нашем положении вообще жизненно важной.

Юля была спортсменкой. Да, вот такие дела, легкоатлеткой. И приехала на соревнования, по словам Нельсона, некий аналог Олимпиады. Правда, назывался он по-другому, как-то стильно и по-немецки, но название это у меня из головы сразу вылетело. Интереснее было то, что Юля, получается, была довольно известной личностью. И за нее действительно требовали денежный выкуп. А вот оказались мы, вы даже не поверите где. Чтобы все обстоятельно довести до вас, мне придется углубиться в исторический экскурс. И не уверен, что вам будет приятно все то, что я напишу.

Война действительно была. Вот только называлась она не Великой Отечественной, а Освободительной. И началась не 22.06.1941 года, а 01.06.1940 года. На целый год раньше. Все то, что не удалось в моем времени, было блестяще реализовано в этой действительности. После капитуляции Франции Германия заключила мирное соглашение с англичанами, и вся объединенная мощь Белой Европы обрушилась на большевистскую Россию. Судя по тому, что война длилась всего три месяца, она действительно была Освободительной в полном смысле этого слова. В настоящий момент часть территории входила в состав Третьего рейха, часть, понятно какая, принадлежала Финляндии, а некоторые южные земли были переданы англичанам.

Адольф исполнил то, что обещал в моей реальности. Наделил победителей земельными наделами, в одном из которых, Линденсхониге, мы и имели честь быть найденными. Мало того, следует отдать должное, все добровольные части, помогавшие Великой Германии в борьбе с красной заразой, тоже получили свое. Именно в таком вот месте, поселении, отданном одному из подразделений РККА, воевавшему на стороне Вермахта, мы и находились. По словам Юли, все поселения, на которые распространялась юрисдикция бывших красноармейцев, казаков и иных коммунистов, были просто-напросто рассадниками бандитизма и воровства. Девушка упорно именовала всех бывших военнослужащих РККА коммунистами, и когда Нельсон пытался ее поправлять, настаивала именно на этом определении. На мой взгляд, пояснения нашей барышни грешили множеством неточностей и логических несостыковок.

Если бы немцам было надо, думаю, изолированные очаги сопротивления они бы уничтожили безо всяких проблем. Нападение на колонну — это ведь открытые боевые действия, и караться они должны строго. Почему немцы терпят это, мало того, по словам Юли, довольно часто выплачивают выкуп за похищенных, мне было совершенно непонятно. Объединенная Белая Европа, в моем понимании — территория единой Белой Расы, в которой просто нет места столь позорным явлениям, как грызня между своими. Если же кто-то выпадает из категории «своих», то он подлежит немедленному и безусловному уничтожению.

Впрочем, запал мой, возникший под воздействием пересказа Нельсона, довольно быстро стух. Слова одно, а действительность — совершенно иное. Я был в той деревне, которая, судя по всему, принадлежала немцам, и столь убогой нищеты, такого забитого и запуганного населения никогда еще не видел. Судя по одному лишь этому, солдаты Вермахта не осуществляли священную миссию белого человека, а приобретали себе рабов на территории Советского Союза. А русский рабом быть не должен. Мало того, простить и понять отношение к себе и Нельсону со стороны все тех же немцев я в любом случае не мог.