Огненная звезда и магический меч Ренгвальда - Сергей Самаров Страница 61

Торольф позвонил в колокольчик и позвал к себе дежурного сотника, чтобы дать ему распоряжения. Своей предусмотрительностью, вопреки тому мнению, которое сложилось о нем у колдуна Гунналуга, Одноглазый покажет, на что он способен в действительности. Он не знает, сколько сил будет завтра в распоряжении Ансгара, если, конечно, Ансгар прибудет на собрание. Если сможет прибыть. Но он не просто уменьшит эти силы еще нынешней ночью. Он сделает больше и отомстит проклятому предателю. После того, как его воины попадут в засаду, Ансгар наверняка подумает, что Гунналуг специально заманил их туда. И тогда гнев его может обрушиться уже на Дом Синего Ворона. Правда, для того, чтобы иметь возможность дать выход своему гневу, Ансгару еще необходимо будет победить Торольфа. Тем не менее ход он придумал хитрый и коварный, достойный самого Гунналуга. И, даже если Торольф не добьется своего и падет в этой сложной битве, месть его все равно будет работать.

Торольф Одноглазый вышел в другую комнату, где на стене были развешаны его оружие и доспехи, и выбрал старый клинок, привезенный им из дальнего набега. Клинок гибкий, как плетка, сворачивающийся вокруг пояса, и необыкновенно острый. При попадании в плоскость клинка простого меча этот меч разрубал меч противника. Правда, для владения таким оружием требовался определенный навык, но Торольф несколько лет этот навык приобретал, придумав для себя специальные упражнения [14]. Пусть в руке Ансгара будет меч Рёнгвальда или как он там называется теперь… Но в руке Торольфа будет оружие, ничем ему не уступающее…

– Эй… – крикнул Одноглазый в раскрытое окно. – Что там за торговые хозяева? Ждут?

– Ждут, ярл…

– Приведите их ко мне…

* * *

Торговых людей оказалось трое, и двое из них были норвежцами, которые сопровождали третьего, хазарина с вытянутым угреватым лицом и хищным носом стервятника. Хазарин не знал норвежского языка, и один из сопровождающих выполнял при нем обязанности переводчика, хотя сам, судя по всему, был тоже не самым бедным купцом. Видимо, деловые отношения заставили норвежского торгового хозяина помогать своему, скорее всего, компаньону. Лицо другого сопровождающего показалось Одноглазому знакомым, но это, скорее всего, был не купец, а кормчий, о чем говорила его раскачивающаяся походка и несуетливые грубоватые манеры.

Радости от приема гостей Торольф не показал. Но он часто пользовался услугами перекупщиков разного товара, поскольку большую часть своей жизни проводил в набегах, а из набегов ни разу не возвращался с пустыми руками, и потому быть откровенно грубым тоже не желал.

– Если вы привезли мне какой-то товар, то сразу поблагодарю вас и отправлю в обратный путь. У меня сейчас сложный период, и я хотел бы заниматься важными насущными делами, а не покупками. Но, если будет время, я и покупками займусь. Только позже, позже…

Хазарину перевели слова ярла, тот приложил к груди руку, показывая свое понимание, и стал говорить. Купец-переводчик хазарский язык тоже знал не ахти как и потому слова подбирал подолгу. Но все же перевести сумел:

– Наш гость из далекой Хазарии слышал, что ты сам имеешь интересующий его товар, и готов опередить события и приобрести его у тебя быстро и по сходной цене… Он в курсе обстоятельств, в которые ты попал. И своими действиями надеется быть тебе полезным.

– О каком товаре речь? – не сразу понял Торольф.

– Рабы из Бьярмии…

– Ах эти. – Гунналуг сузил единственный глаз, как опытный торговец, заранее стараясь добиться для себя наиболее выгодной цены. – Я в принципе надеялся дождаться ярмарки, где можно выторговать хорошие деньги… Говорят, скоро будет отправляться караван.

Хазарин сказал что-то внушающим доверие тоном, хитро глядя не на ярла, а куда-то рядом.

– Наш гость думает, что тебе лучше было бы избавиться от такого товара раньше, чем тебе придется встретиться с русами. Это будет нелегкая встреча… – объяснил переводчик. – И ты больше проиграешь в цене, чем выиграешь от затягивания времени. От себя еще добавлю… Пока на рабах не стоит клеймо, они официально считаются только пленниками. И если русы отобьют у тебя пленников, это будет нормальным явлением и ни у кого не вызовет нарекания. Но если их заклеймить, они станут настоящими рабами, а любой, кто покусится на чужого раба, становится преступником по закону. И на него ополчишься не только ты, а все ярлы и бонды. И даже сам конунг уже не посмеет преступить закон и одобрить похищение рабов. Тем более конунг молодой…

Этого купцу не следовало говорить. Торольф нахмурил единственный глаз и глянул так, что взглядом обжег гостя. Тот едва не проглотил собственный язык, потому что понял свою нечаянную ошибку. Но слово вылетело. И купец постарался оправдаться:

– Извини, ярл, но в народе говорят, что конунгом признают Ансгара. А народ все знает. И тебе лучше заняться торговыми делами, чтобы соблюсти свою выгоду, а не идти против воли народа. Мне так кажется, хотя дело это, в общем-то, не мое, и советы мои можешь смело пропустить мимо уха.

Торольф готов был взорваться, но обуздал себя. Тем более предложение было действительно логичным и правильным. Если с волей народа и с мнением купца он готов был бы поспорить, то в остальном он мог бы и согласиться. Если бы не оговорка купца. Такие оговорки стоят того, чтобы ответить на них кнутом. Но отсылать купца под конвоем на конюшню Торольф не поспешил, поскольку в голову ему пришла неожиданная мысль.

Хазарин… Работорговец… Он и конвой выделит, он и место, где поместить пленников Одноглазого, сам подберет… И снимет с Торольфа ответственность… Но хазарин, конечно же, желает иметь значительную выгоду от такой сделки.

– Мне плевать на то, что говорят в народе. Я всегда добиваюсь того, чего хочу добиться, и не какому-то купцу меня учить. Тем более не чужестранцу предлагать мне варианты моей безопасности в моей же стране… – торговаться Торольф тоже умел. И сразу заметил, что своими словами нагнал на купца легкий страх. Все-таки репутация Одноглазого не сильно уступала репутации Гунналуга. – Единственно, что меня волнует, это необходимость держать конвой рядом с пленными, которых собираются отбить. Конвой – это мои люди, которые мне завтра понадобятся. И они мне нужны в другом месте, с этим я соглашусь. Только я слышал, что и византийцы прибыли за таким же товаром, и даже какой-то хорезмиец… Византийцы друг друга сожрать готовы, а хорезмиец желал бы всех византийцев живьем съесть…

Об этом ему рассказывал тогда еще живой Торгейр.

– Но они же не прибыли сюда с предложением… – заметил купец уже совсем другим тоном.