Бой вечен - Александр Афанасьев Страница 61

Стоя…

– Он был сербом… – сказал Патрис. – Эмигрант во втором поколении. Рос в интернате Легиона, семью вырезали террористы. Не прошел по физическим тестам, поступил в национальную жандармерию. Он очень хотел в Легион, понимаешь?

Я кивнул.

– Сколько ему было?

– Двадцать шесть…

Вот так вот. Когда же все это закончится… Как поле из лавы… только не остывает. Идешь и не знаешь – то ли корка спеклась, то ли сейчас проломится под ногами, и ты провалишься в расплавленную чудовищной температурой огненную плоть земли.

И сгоришь…

– Месье Александр… – нерешительно начал Патрис.

– Да.

– Шарль… очень любил петь песню… а я не знаю вашего языка и не могу ее спеть. Это сербская песня… он говорил, что эту песню пела им с сестрой мать, когда они были маленькие… Сестру тоже убили. Может быть, вы знаете эту песню, месье Александр? Я не знаю… там есть такие слова… Снова над родиной ночь…

– Я ее знаю, месье адъютант [89].

Эту песню я и в самом деле знал, ее знали многие в России. С ней была связана скандальная история – когда Апостолический король Венгрии, Хорватии и Император Австрии Франц Максимилиан решил посетить Россию с визитом – полиция предприняла беспрецедентные меры безопасности, в Санкт-Петербурге на время визита не осталось ни одного серба. Но когда карета ехала по Невскому и Франц Максимилиан решил выйти, чтобы приветствовать русский народ, – эту песню русские люди запели ему в лицо.

Политика государства – это одно. А политика народа – другое.

– Тогда… Месье Александр, мы можем вас просить…

– Можете, месье адъютант. Идемте.

Русы не имают страх!

Жило преданье в веках…

Память святую хранит

Горных отрогов гранит.

«Тамо, далэко…» —

Где тих морской прибой,

Там где-то сербское войско

Бьется с несметной ордой.

Снова на поле

На битву вышла рать…

Кровью исходит последней

Милая Сербия-мать!

В горы юнацы идут,

Будто молитву поют…

Каждому доля своя —

«Живэла Русия!»

Снова над Родиной ночь —

Сил нет беду превозмочь…

Волчьею стаей враги

Сербию рвут на куски!

«Где же Святая, ты, Русь?» —

В сердце у сербина грусть…

Где же громада твоя?!

«Живэла Русия…»

Группа легионеров – парашютистов первого парашютно-десантного полка в парадной форме, с беретами, засунутыми под погон, и со свечками в руках стояли вокруг кровати, на которой лежало накрытое белой простыней тело. Там, где должна была быть голова, лежал белый берет – знак специальных сил Легиона, который этот парень так хотел получить и при жизни не получил. Грубые, сильные, мозолистые руки держали тонкие палочки воска, дрожало, колыхаясь пламя свечей…

А я пел…

Как мог. Как умел.

И только когда допел до конца, кто-то негромко кашлянул за спиной.

– Господа! – Первым опомнился Дидье.

Генерал Венсан Бельфор, ныне заместитель министра обороны, отвечающий за военную разведку и действия специальных сил Франции, как в самой алжирской Франции, так и за ее пределами, – шагнул в комнату.

– Что это значит, господа?

– Шарль… месье генерал… извините.

Генерал взглянул на накрытую простыней кровать, нахмурился, но ничего не сказал.

– Месье Александр, за мной. Заканчивайте здесь.

Вилла Сусини была одним из мест, куда лучше не попадать и о котором лучше даже не вспоминать. Первоначально это была резиденция Легиона, потом, из-за угрозы терактов ее перенесли на авиабазу Рауль Салан. Здесь же теперь было что-то типа центра дознания, немало обогатившего человечество различными приемами добывания информации у тех, кто не хочет ее давать. Например – вход в сеть, это когда голого человека распинают на железном матраце, на кровати, и к кровати подключают ток. Или вечерний душ – это когда человека поливают водой и одновременно подключают ток. Французы вообще в таких случаях действовали жестко и грязно. Второе армейское бюро, которое сейчас возглавлял генерал Бельфор, было известно тем, что оно не желает подчиняться правилам поведения, принятым среди цивилизованных разведок, – например, французы могут убить чужого агента и даже резидента, совершенно не задумываясь о том, что это повлечет ответные меры для их людей. Впрочем… не время и не место судить.

Генерал вышел на балкон, затянутый сеткой от снайперов. Достал небольшую сигариллу. Прикурил, не предлагая мне. Может – знает, может – просто хочет мне мое место здесь показать. Ничего, переживем…

– Серьезную задачку вы нам задали, мсье… – то ли с насмешкой, то ли с недоброй иронией сказал он.

– Я так понимаю, что Иностранный легион не знает других, – ответил я.

Генерал передернул плечами.

– Не пытайтесь. Не выйдет. Мы по уши в дерьме, и надо что-то делать. Кто этот ублюдок?

– Я не знаю.

– Знаете. Мне нужна правда.

– Это и есть правда. Вы что – не можете проверить?

– Можем… Меня интересует другое. Для чего он нужен вам, господин вице-адмирал?

– В резерве, – поправил я, – я не нахожусь на действительной службе.

Генерал посмотрел на меня так, как отец смотрит на проделки расшалившегося отпрыска, потом улыбнулся и подмигнул.

– Если желаете мсье. Как бы то ни было – операция из чистого «пришел-ушел» превратилась в нечто большее. В эпическую битву, в которой я потерял четверых только убитыми. Пресса исходит воем, и у меня на столе лежит запрос Национального собрания с требованием предоставить всю информацию об инциденте. А самое главное – вы приходите и говорите мне, что вместе туза – у нас на руках шестерка. Так? И что я должен ответить на запрос?

– Ничего. Вам не кажется, что Франция погибла от говорильни?

– Франция продолжает жить! – моментально разозлился генерал.

– Перестаньте. Франция мертва, потому что ее убили. Ее убил Наполеон Третий, заключивший союз с теми, кто уничтожил Наполеона Первого – последнего достойного правителя Франции. Я ни в малейшей степени не испытываю раскаяния за то, что сделали мои предки, равно как и вы не раскаиваетесь за то, что пришли в свое время в Крым. Кровь монарха и королевы, которую вы пролили на плахе и тоже не раскаялись в этом, привела к тому, что в Париже сейчас германцы. Франция мертва, но из ее гибели вы никак не можете извлечь уроков. Возможно, если вы перестанете пользоваться покровительством Британии и САСШ и терроризировать Германию – будет лучше. А если вы взглянете на северо-восток, то увидите там страну, в которой в аристократических родах принято, чтобы ребенок учил французский с детства, а русский – только с гимназии. Если вам это ничего не говорит – то давайте оставим наши отношения чисто деловыми, потому что, видит Бог, нам есть в чем помочь друг другу.