Эффект преломления - Диана Удовиченко Страница 61

Дьёрдь усадил кардинала Форгача рядом с собою — привык держать врагов на виду. К тому же кардинал шепнул, что имеет поручение от короля.

Когда прозвучали первые здравицы в честь молодых, выпитое вино ударило в головы, а зала наполнилась звоном бокалов, чавканьем, смехом и песнями, Франсуа Форгач произнес:

— Король передал: вы должны провести следствие по делу графини Эржебеты Надашди, урожденной Батори. Его величество желает знать, что происходит в принадлежащих ей замках и насколько в этом виновата графиня Надашди-Батори.

Дьёрдь спокойно выслушал, поднял кубок:

— Здоровье молодых!

— Здоровье молодых! — поддержал Форгач.

Он тоже взял кубок, но лишь сделал вид, что отхлебнул: придерживался аскетического образа жизни, считая, что только лишения приближают человека к Богу. Оглянулся и негодующе поджал тонкие губы. Душа его протестовала против чревоугодия, которому предавались вокруг все эти венгерские еретики.

Дьёрдь жевал сочное мясо, отламывал от краюхи хлеба большие куски, макал в соус, отправлял в рот. Но не чувствовал вкуса. Глотал крепкое вино, жадно, так что алые струйки стекали по бороде. Но не пьянел.

Он давно ждал этого момента. Знал, что когда-нибудь ему придется исполнить долг верховного судьи. Кто ж еще покарает преступления графини, как не палатин Венгрии?

Но как же страшно ему было сейчас, как горько… и горечь эту не смывало терпкое вино.

Конечно, Эржебета была среди приглашенных. Ради старого друга графиня нарушила добровольное отшельничество, приехала в Биче. Сейчас она сидела почти напротив Турзо, чуть левее. Дьёрдь наклонился вперед, взглянул на нее. Ровная спина, гордая посадка прекрасной головы, бледное нежное лицо с гладкой кожей. Поймав его взгляд, Эржебета чуть заметно улыбнулась.

И конечно, как и везде, где она появлялась, за ее спиною шептались: ведьма, колдовство, женщина не может в ее возрасте оставаться такой юной…

Это странно, думал герцог. Он в пятьдесят два — развалина, она в сорок девять — все так же молода и красива. Как будто и не было этих тридцати четырех лет. Она выглядит ровесницей своей старшей дочери Анны. Быть может, и вправду колдовство?..

— Я понимаю, герцог, — говорил между тем Форгач, и голос его звучал вкрадчиво. — Вы чтите память друга. Но ведь вы благородный человек. Решайтесь. Честь…

— Довольно. — Дьёрдь повернулся к кардиналу, уставил на него тяжелый взгляд покрасневших от вина глаз. — Иначе я подумаю, ваше высокопреосвященство, что вы сомневаетесь в моей чести и благородстве.

— О, герцог, — морщинистое лицо Форгача расплылось в сладкой улыбке. — Я и не намеревался…

— Где приказ его величества об аресте графини?

— Приказа не будет. Его величество желает, чтобы следствие было тайным. Только вам самому, палатину Венгрии, предстоит решить, следует ли арестовать графиню Надашди, найти доказательства. А уж потом… Степень ее вины и наказание определит суд.

В голосе кардинала звучала едва заметная нотка угрозы. Дьёрдь прекрасно понимал, что значили его слова. Если король будет недоволен, Форгач сделает все возможное, чтобы обратить монарший гнев против палатина Турзо. Дьёрдь не держался за чины и титулы, но замена его Форгачем означала бы новый виток преследования евангелистов, новую войну в Венгрии. Этого он не мог допустить.

— Здесь жалобы. — Кардинал положил перед Турзо несколько свитков. — Письма от отца Иштвана Мадьяри. Письма от зятьев Надашди, магнатов Зриньи и Хоммонаи.

Зятья против тещи? Дьёрдь удивился. Эржебета всегда была добра к Николаусу и Георгу…

— Простите, ваше высокопреосвященство. Но вы уверены, что письма зятьев — не подделка?

— Господин Хоммонаи и господин Зриньи писали эти жалобы в моем присутствии, — усмехнулся Форгач. — Я могу засвидетельствовать подлинность их подписей перед любым судом, включая небесный.

Гости наелись, напились, в танцевальной зале на первом этаже заиграла музыка. Дамы и кавалеры устремились туда. В замке воцарилась веселая неразбериха, какая бывает в разгар большого праздника.

Дьёрдь встал. Что ж, он долго прикрывал Эржебету, защищал, сколько мог и от кого мог. Сейчас он сделает еще одну попытку. Последнюю.

Графиня была в одной из гостевых комнат, сидела в кресле, задумчиво смотрела в зеркало. С тех пор как похоронила мужа, она больше ни разу не танцевала и не снимала траура.

— Ты все равно хороша, — с усталой улыбкой сказал ей Дьёрдь, словно продолжая прерванный когда-то разговор.

Эржебета вернула улыбку:

— Спасибо. Но ведь ты не за этим пришел?

— Я пришел, чтобы в последний раз предложить тебе свою любовь и защиту. Ты в опасности, Эржебета…

— Стыдись, Дьёрдь. При молодой жене…

Турзо остановился перед нею, глядел обреченно. Больше не было у него сил.

— Ты же знаешь, палатин должен быть образцом во всем. И в семейной добродетели тоже. Мне пришлось жениться по приказу императора. На ее месте могла быть ты. Но ты отказалась, и я взял ее. Только потому что ее зовут так же, как тебя. Чтоб хоть имя твое в постели называть…

Эржебета поднялась, встала напротив. Смотрела на Турзо. Ее друг Дьёрдь. Вечный друг. Герцог, палатин. Умный, хитрый, сильный. Благородный. Смешной, беззащитный… Ее друг, но не ее мужчина.

Если б раньше, если б вернуть… Могла бы? Нет, и тогда прожила бы так же. Ни денечка бы не поменяла. Он не ее мужчина.

— Так что? — повторил Турзо. — В последний раз…

Чужая женщина. Его вечный недуг. Почему так? Ведь сильный же. Всего в жизни добился. А ее — нет. Так почему не отказался? Всю жизнь чего-то ждал, терпел… Как же так вышло?

Может, и не нужна уже? Может, и нет. Но привык любить. Красивая. Желанная. Не его женщина.

Два человека смотрели друг другу в глаза. Усталые люди. Прожившие жизнь, побитые ею. Обессиленные. Чужие. Такие близкие.

Эржебета подняла руку, коснулась щеки Турзо.

— Прости, Дьёрдь. Поздно все. Мы старые уже…

Он прижал ее ладонь к губам. Всего на одно мгновение продлил прощальную ласку. Потом медленно пошел к двери. На пороге остановился, не оборачиваясь, глухо проговорил:

— Тебе лучше написать завещание, Эржебета.

Этим вечером Дьёрдь обходил пиршественные залы, улыбался гостям, с кем-то шутил, кого-то хлопал по плечу, говорил дамам комплименты. Но единственным чувством, которое он испытывал, была бесконечная усталость.

Убедившись, что свадьба продолжается и все гости довольны, Турзо удалился в свой кабинет, приказал секретарю, который умудрялся всегда быть под рукой:

— Разыщи и приведи ко мне Николауса Зриньи с Георгом Хоммонаи.