Ведущая на свет - Вера Волховец Страница 61

Суккуба нагло щерит длинные зубы.

— Генри? — голос несообразительной птахи звучит недоуменно. О, кажется, и она заметила, что суть её проблем переменилась. Поняла, что сейчас интерес Генриха к ней исключительно гастрономический. Вот только…

Заметила — да. И снова не бежит!

Глупая, безмозглая…

— Генри, ну что ты? — Агата ужом проскальзывает под лапой суккубы и в два широких прыжка подскакивает к исчадию, обхватывая его морду, — это же я. Я! Помнишь?

Она сама выбрала свою судьбу, так ведь?

Теперь ни одна суккуба не продлит её агонию и не успеет выдернуть её из зубов исчадия ада. Но какой же запах… Сладкая птаха, вкусна-а-ая…

Демон жмурится от удовольствия, снова вдыхая запах серафимы, не обращая внимания на блеск голодных бесовских глаз.

Демонов собралось уже около трех десятков, и все они — почти парализованы. Страхом перед исчадием, странной энергетикой самой Агаты да и в принципе — неторопливым зрелищем, творящимся перед ними.

— Генри… — в голосе девчонки впервые звучит страх. Еще бы — исчадие толчком морды уже опрокинуло её на землю. Страх — это самое правильное, что может испытывать такая как она рядом с ним.

Суккуба все-таки не выдерживает, она все-таки бросается на исчадие, метясь зубами в шею, но улетает в сторону от одного удара тяжелой лапы. Сшибает несколько демонов по пути, врезается в надгробие и, медленно копошась, пытается подняться. Слишком медленно, чтобы представлять хоть какую-то угрозу.

Исчадие снова опускает глаза. Смотрит в бледное лицо девушки, лежащей на земле, разметавшей по ней волосы. Такая красивая… С нежным абрисом лица… Такую жертву и употребить будет в удовольствие.

Он склоняет морду к её горлу, в последний раз вдыхая сладкий запах. Одно движение зубами — и её вкус потечет по его жилам. Вечно оттягивать этот момент невозможно, пора уже, пора…

Теплые ладони девчонки скользят по мощной шее исчадия. Обниматься с хищником перед тем, как он тебя сожрет — это особый вид извращения?

— Генри, ты справишься с этим, — горячо шепчет девчонка, подтягиваясь к уху исчадия, — я в тебя верю…

Ох, Небеса, она это серьезно? Лучше бы она помалкивала…

Она в него верит.

Какой же бред…

Исчадие возмущенно встряхивает головой, будто пытаясь что-то с неё стряхнуть. Руки девчонки, например. Потому что внезапно оказывается, что запускать клыки в горло человека, что обнимает тебя и будто сам выгибается к твоей пасти — не так и заманчиво, как казалось еще минуту назад.

Нужно настроиться.

Вон уже и отродья недовольно порыкивают, не понимая, чего это он медлит — девчонка же уже у него в зубах почти…

Запах.

Все началось с него. На нем и нужно сосредоточиться. Вот этот запах, сильный, заманчивый. Тот, который эта безмозглая девчонка никак не додумывается спрятать…

Теплый запах, в котором легко различаются нотки верескового меда.

Запах Агаты…

Той, что он еще час назад целовал и пытался оттеснить в сторону спальни, отчаянно наслаждаясь её безрассудным доверием.

Той, у которой он пятнадцать минут назад вымогал признание, что она хочет, хочет с ним остаться — и получил его, пусть и озвученное не вслух, и доступное только благодаря демоническому нюху

Той, что сняла его с креста, наконец…

Генрих снова встряхивается, на этот раз чуть более твердо. Нет… Бесполезно…

Скрутить внутри демона, когда добыча так близко, а голод — так прижал к стене обеими лопатками, слишком сложно, для этого нужны эмоции. Адреналин, например…

Ближайшее, нетерпеливо капающее слюной отродье получает лапой в челюсть и яростно рявкает. Сильный, наглый, этот ни за что не спустит удара. Отлично…

От Агаты Генрих отскакивает как можно дальше, попутно расшвыривая демонов во все стороны, отвешивая то одну подзатрещину, то вторую.

Задача — достать как можно большее количество потенциальных соперников и отвлечь их от Агаты.

Хочется рыкнуть ей: беги, беги, пока есть время, пока ему еще есть чем заняться. Но… Она ведь все равно не послушается, поэтому Генрих не отвлекается и буквально силком топит себя в драке.

Конечно, это не то чтобы драка…

Так выглядит драка матерого волка со сворой щенков и их визгливых мамаш. Лишь трое отродий, самые сильные из демонов этого кладбища, умудряются хоть как-то обеспечить Генриху досуг, занимая его на четверть часа, заполоняя его мир алой тьмой, а бесы, суккубы, инкубы — эти разбегаются после пары оплеух. Все, что остается от них на память — пара царапин, которые даже и за раны-то не считаются.

Генрих заставляет себя мазать. Просто для того, чтобы противники дольше протянули. Хоть на два удара. Хоть на один…

Они пускаются прочь все трое разом, разбегаясь в разные стороны, оставив его в ночной кладбищенской полутьме, слегка запыхавшегося, с тремя неглубокими рассечениями, в которые даже успел проникнуть яд, а значит, быстро их затянуть не получится, и двумя десятками царапин.

Хорошо. Есть боль — есть на что отвлечься от душного, ломящего виски голодного рева.

Чудовищным усилием воли Генрих вновь выдавливает себя в человеческий облик и некоторое время еще сидит на корточках, впиваясь пальцами в землю и глубоко дыша. Ртом.

Жаль — помогает мало…

Ведь эта безмозглая девица даже не подумала, что может уйти! И каждый вдох все равно усугубляет положение дел. Голод никуда не делся. Чуть подавлен, но и только.

Нет, нужно еще с кем-то сцепиться, адреналина слишком мало, нужно что-то более серьезное, чем несколько отродий. Может, поискать кого-то из патрульных на улицах? Собрать вместе два-три патруля и покуролесить с ними, пока Триумвират не подтянется?..

На лопатки Генриха ложится ладонь Агаты. И пусть его кожу от неё отделяет ткань рубашки, кожа куртки, он все равно обостренным до предела осязанием чувствует, что рука эта теплая. И ласковая.

— Уходи, — Генрих выдыхает это слово сквозь зубы с отчетливым усилием.

Желать еде успешного побега — так глупо!

— Я так боялась за тебя, — Агата даже не думает слушать. Она вообще хоть кого-нибудь слушает? Генрих смутно припоминает, что от идеи помолиться за него её чуть не хором отговаривали Миллер и Пейтон. Вот почему эта совершенно безмозглая девчонка их не послушала?

— Лучше бы ты побоялась за себя, — негромко произносит за её спиной Анна Фриман. Она — единственная из демонов, кроме Генриха, оставшаяся сейчас на этом кладбище. В овраге рядом со склепом постанывает побитый инкуб, главарь стаи, но у него просто еще не хватило сил уползти. Он пытается…

Анна же стоит за спиной Агаты, не двигаясь с места, не пытаясь сбежать и… Говорит очень правильные вещи…