От сессии до сессии - Вероника Горбачева Страница 61

— Обидит? Ж-ж-ж… а это ещё кто?

— Ж-ж-ж… З-з-з…

Жужжание становится злобным и оглушающим. Кружащиеся над пригнувшимся мантикорышем Дюша и Ксюша, девочки-пчёлки, из добрых хлопотуний вдруг превращаются в разъярённых фурий. Это они засекли пленённого монстра, потом его жертву в луже крови, сложили два и два — и поняли, что их новый любимец уцелел лишь чудом! Тела пчёл-оборотней стремительно покрываются чешуйчатой бронёй, ручки обрастают когтями, а волосы — и это потрясает больше всего — встав дыбом, собираются в иглы, длинные, как у дикобраза. На кончике каждой иглы проступает ядовито-зелёная капля.

В кустах слышится треск, будто через них проламывается кто-то немалых габаритов. Миг — и на поляну выпрыгивает сфинга, женщина-сфинкс. Тоже явно не в радужном настроении: с отросшими клыками и когтями, с отливающими металлом перьями на крыльях… На спине у неё грозно размахивает коротким мечом взрослая Горгона в тёмных очках. Батюшки, эта-то откуда взялась?

— Р-рикар-рдо! — рычит сфинга, увидев поверженного грифона. И бросается на кондора, трепыхающегося в магической сети. — Ты убил его! Пор-рву, др-рянь!

— Стоять! — слышится сразу несколько голосов, и одновременно из новорожденного портала выпрыгивает несколько человек. Один успевает преградить путь воительницам, второй и третий сдерживают пчёлок.

— Спокойно, Миу, и вы спокойно, крылатые, пленный нужен нам живым!

Злобно фыркнув, сфинга не торопится отступать. Пока целитель пытается остановить её воздушной волной и увещеваниями, коллеги спешат на помощь к грифону. Я же бочком-бочком подбираюсь к злобно каркающему кондору, безуспешно пытающему освободиться, и, наконец, узнаю его запах.

В глазах темнеет от злости. Лапы сжимаются в кулаки.

Обеспокоенный Мага пытается меня остановить, но я его не слушаю. Выпрямившись во весь нехилый рост, рявкаю со всей дури:

— Хор-рёк!

Потому что там, под этой грудой порванных перьев и стремительно регенерирующей плоти затаился не кто иной, как Хорхе свет Иглесиас, а я слишком уж на него нагляделась через Глорию и, уж будьте уверены, запомнила! Я же и в обычном, человеческом виде нюхачка ещё та. Ах, ты, мерзавец, тебе жены мало? На детёнышей охотишься?

Вновь и вновь рычу так, что у самой уши закладывает:

— Хор-рёк! Хор-рёк!

Похоже, меня клинит. Злобно тычу в сторону врага лапой, твержу имя, но вместо «Хорхе» всё сбиваюсь на «хорька», эк меня проняло! То ли я становлюсь чересчур страшной, то ли кондор пытается так освободиться — но только тело его начинает ходить ходуном. Меня ослепляет вспышка собственной ауры, и вместе с тем из пасти будто выплёвывается с последним словом сгусток чего-то плотного, вещественного… Бац! Земля ударяет по голым коленкам. А потом и по машинально подставленным ладоням. Голым. Не когтистым. Челове…

— Сеть! — неожиданно с азартом вопит Аркадий у меня над ухом. — Сеть упала! Держите хорька!

Мой некромант торопливо закутывает меня, абсолютно голую, в куртку и прижимает к себе, Аркаша рвётся на помощь паладинам, а я, пытаясь сообразить, что происходит, ошарашенно оглядываюсь.

По поляне мечется, пытаясь прорваться сквозь людской и магический заслон, мелкий зверёк, узкий, как веретено, чёрно-бурого окраса, гибкий и стремительный. Вот он умудряется юркнуть меж двух целителей, но нырнуть в спасительные кусты не успевает. Вж-жих! Он верещит, настигнутый десятком игл Дюши и Ксюши. Утыканный, как подушечка белошвейки, отскакивает в сторону…

…когда, осев на задние лапки и растопырив крылышки, наш осмелевший мантикорыш выпускает в его сторону жиденькую струйку огня из пасти. Не сжигает, но опаляет изрядно: на всю поляну разит горелой шерстью. Пытаясь схватиться короткими лапами за обожжённую морду, зверь, подвывая, катается по земле, но тут…

… снимает очки Горгона. И взглядом огромных радужных глаз пришпиливает его к земле.

Когда опалённый, как фермерский цыплёнок на кухне, зверь бесславно сваливается в траву, она надевает очки. И сердито выдыхает:

— Вот так! Паралич! Бессрочный! Теперь делайте с ним что хотите!

И наконец-то наступает тишина. Слышно лишь потрескивание исчезающего с пчёлок хитина и шорох их крылышек.

***17.3

«С миру по нитке — голому рубаха». Так оно и есть. Уже через несколько минут после моего возвращения в человеческий облик я обряжена с ног до головы. На мне Магина куртка, одна из цветастых юбок Горгоны, сапожки, доставленные невесть откуда Ксюшей и Дюшей, широкий пояс и заколка для волос от сфинги и даже ожерелье из чьих-то клыков, оправленных в золото — подозреваю, просто для красоты. Так и не поняла, кто его на меня навесил, но смотрелось офигительно красиво. Жаль, не знаю, кого поблагодарить. И всё это набралось между делом, походя. Вроде бы топчется себе народ вокруг грифона, делится Силой с целителями, особо не обращая на меня внимания; так, то один мельком взглянет, то другой… А я уже одета, и даже неплохо. Заодно приставлена к делу: поглядывать за клеткой размером с кошачью переноску, куда запихнули одеревеневшего, как полено, хорька. Бывшего Хорхе Иглесиаса, некроманта, тоже, кстати, бывшего; мужа Глории Иглесиас… ну, вы понимаете, да? С прибавлением того же статуса «бывший» ко всем званиям.

Присев на поваленный ствол неопознанного из-за обилия мха дерева, поглаживаю притулившегося к моим ногам Боровичка. Велено отдыхать, сторожить и не вмешиваться в лечебный процесс, ибо добровольцев в избытке, а у меня после первого оборота, видите ли, ужасный перекос в энергопотоках, которым теперь как минимум сутки выравниваться. Ну и ладно. Охранник из меня сугубо декоративный: надзирать за парализованным пленником всё равно, что караулить гору, дабы не убежала к Магомеду. Поэтому расслабляюсь и, поглядывая по сторонам, чешу мантикорыша за ушком, как Тим-Тима. А что? Оба котики, оба это дело любят… Малыш млеет, подставляет шейку и потихоньку поуркивает. Девочки-пчёлки, радостно жужжа, опускаются рядом и теребят его бочочки в четыре руки каждая и, кажется, счастливы. Я же, отыскав, наконец, взглядом свой рюкзак, целёхонький в куче тряпья — всего, что осталось от одежды после оборота — успокаиваюсь окончательно. Подарки на месте. Сейчас всё разрулится, выстроится по своим местам — и мы их пристроим.

Зычный глас одного из паладинов заставляет всех податься вперёд.

— Коллеги, на этом этапе сворачивается. Продолжим в Розе. Дон Куадро, как вы себя чувствуете?

В ответ слышится негромкий, но достаточно твёрдый голос:

— Благодарю вас, доны…

… хоть и каркающий. Не особо-то поговоришь с птичьим клювом. Но ура, ура! Грифон жив и молодец!

— Дон Куадро, будет легче доставить вас в госпиталь, если вы вернётесь в человеческую ипостась. К тому же, это ускорит регенерацию и закрепит результаты лечения. Мы влили в вас достаточно сил, попробуйте обернуться.

Их трое, паладинов, а рядом с ними ещё и Мага, и Аркадий, сфинга, то и дело трепещущая от волнения крылами и загораживающая без того невеликий обзор, и Горгона, снявшая очки, крепко зажмурившая и, видно, тоже помогавшая целителям каким-то неведомым способом. Все они, разумеется, заняты очень важным делами — перекладывают Рикардо Куадро на импровизированную переноску из плащей, поддерживают его морально и магически, и не видят того, за чем мы с пчёлками и детёнышем с интересом наблюдаем уже несколько минут. А именно — как подозрительно шевелится листва, как шуршат ветви ближайших кустиков. Будто кто-то застенчивый переминается неподалёку с лапы на лапу, с ножки на ножку, стараясь не двинуть ни крылом, ни хвостом. Правда, у невидимых наблюдателей никак не получается унять взволнованное сопение. С моего места оно хорошо слышно.