Путь из леса - Доминик Пасценди Страница 61

Ему большого труда стоило не скривить рот в презрительной усмешке: председатель Гильдии явно не понимал, где находится и с какими рисками лично для него это связано.

Более того, он не понимал, чего требует, и гильдмайстер попытался в последний раз добиться чего-то реалистичного от маркотриаса Айали — в расчете на то, что его хоть как-то можно будет использовать:

— Ваше высочество, простите меня, скудоумного, но что будет с Гильдией и её руководством, — (ага, прямой намёк) — если победит все-таки Его Императорское Величество?

— Да ты сдурел, Флоан! — Председатель Гильдии вовсе перестал стесняться в выражениях. — Куда мальчишке побеждать? Он же мальчишка! Тупой, необученный мальчишка! Если он кого и победил до сих пор, так только тех, кто ещё тупее!

С этим Флоан не мог не согласиться: все, с кем до сих пор пришлось воевать, были беспредельно тупы, — и кивнул:

— Ваше высочество, вы меня практически убедили. Осталось только договориться о деталях.

С этими словами он полез под стопку бумаг. Председатель Гильдии воспринял это как призыв обозначить интерес Флоана Ронде лично, и начал что-то обещать, что, впрочем, не сильно заинтересовало гильдмайстера. Он вытащил из специально сделанной под лотком для бумаги ниши каретный мустон, короткоствольный, но жуткого, нечеловеческого калибра, и с раструбом на конце. Штука эта предназначена для того, чтобы, когда разбойники, остановив карету, откроют её дверцу — выпалить им в лицо три десятка разлетающихся широким снопом тяжёлых картечин, снеся одним выстрелом до десяти человек в радиусе пятнадцати шагов и на такую же ширину. Он отсушивал руку, но, если был под рукой на дороге — обычно спасал жизнь.

В комнате же перед срезом ствола не осталось бы вообще ничего живого.

Маркотриас Айали, разумеется, не поверил тому, что увидел:

— Ты окончательно рехнулся, Флоан?

Гильдмайстер, наконец-то, дал себе волю и ледяным голосом, наполненным презрением, сказал:

— Ваше высочество, извольте выставить обе руки перед собой на уровне груди и раскрытыми ладонями ко мне. Так, чтобы я их видел.

— Да ты не понимаешь, что ли, с кем разговариваешь?

Флоан левой рукой взвел новомодный батарейный замок:

— Ваше высочество, я буду считать до трёх. На счёт «три» вы точно узнаете, существует ли посмертие. Итак: раз… два…

Руки председателя Гильдии вытянулись вперед, ладони растопырились и, трясясь, застыли; губы его тряслись в такт рукам.

— Что ты собираешься делать? — Задал он совершенно бессмысленный и нелепый вопрос.

Флоан Ронде, по природной и благоприобретенной воспитанием сдержанности, не показал того наслаждения, которое испытывал, унижая того, кто безнаказанно унижал его до сих пор. Он просто левой рукой дотянулся до стоящего на привычном месте бронзового колокольчика и дал давно условленный звонок из трёх трелей, означавший сейчас: вошедшего в кабинет взять, тех, кто пришёл с ним — убить.

Обе створки дверей, снова отвратительно скрипнув, распахнулись настежь и впустили шестерку опытных солдат, которых гильдмайстер позаимствовал у Сино Папалазу на второй день его выхода из леса и уже успел хорошо прикормить, так что они стали солдатами не Сину, а его личными. Флоан показал стволом на маркотриаса; того стремительно обыскали, освободили от всего, что не могло быть полезным в заточении, и повязали.

— Этого — в такое место, где он не сможет ни с кем разговаривать. Сами тоже с ним не общайтесь, кто нарушит — тот ОЧЕНЬ сильно пожалеет. Кляп ему сразу. Кто из его людей остался жив — тоже распихать поодиночке, нечего им обмениваться мнениями. И пригласите комеса Агуиры.

Люди, которые получали живые и хорошие деньги из рук гильдмайстера, никогда не задерживались с исполнением его приказаний.

Когда — теперь уже точно бывшего — председателя Гильдии увели, Флоан легко поднялся из-за стола и постучал в угол стеновой панели.

Та бесшумно сдвинулась, открыв крошечную, шириной чуть больше плеч взрослого человека, каморку с конторкой и скамьёй, из-за которой, чтобы открыть панель, поднялся запачканный чернилами юноша.

— Арснель, всё ли было слышно?

— Всё слышно, и всё записано, хозяин. Я быстро пишу, и перьев у меня достаточно.

— Отлично. Перебели, если надо, и давай как можно скорее мне.

— Нет нужды, хозяин, я не делаю кляксы, — Арснель протянул пачку гладких листов дорогой бумаги. Гильдмайстер не скупился, когда шла речь о его безопасности.

Да, мы же говорили, что были две вещи, которые гильдмайстер Флоан Ронде всегда приказывал сделать, прежде чем в первый раз ложился спать на новом месте?

Так вот что это было: оборудовать закуток для писца в его официальном кабинете и положить мустон со свежим зарядом в стол.

2

Стаунлафер элс Жерресшерзер был в состоянии крайнего раздражения, практически бешенства. В гальвийской миссии, спешно собранной и направленной в Фианго после того, как некие неизвестные ему люди доложили руководству Всеобщей торговой компании о приближении к порту мальчишки-императора (да станет ли он им ещё?), стаунлафер был единственным человеком, который на самом деле работал. По крайней мере, так считал он сам — и не без оснований: если номинальный руководитель миссии высокородный граб элс Штесшенжей ещё как-то влиял на ведение дел, давая указания (как правило, либо расплывчатые, либо неуместные), то визенграб элс Зейсшенсен вообще ничего не делал, кроме того, что блевал за борт при морском переходе и надувал щёки по всякому удобному случаю. От него и слов-то почти никто никаких не слышал.

Это было, однако, не самое худшее, потому что и поручений стаунлаферу он не давал.

Зато граб элс Штесшенжей в этом смысле был неугомонным. Стаунлафер ни на минуту не мог принадлежать себе: руководитель миссии мог вызвать его пред свои блёклые очи, обрамлённые мешками, в любое время суток.

И выдавать задания, как минимум половина из которых была либо унизительной, либо неисполнимой.

Сегодняшнее было наполовину неисполнимым, а наполовину унизительным.

У стаунлафера практически сразу установились прекрасные отношения с гильдмайстером Ронде, благодаря рекомендательным письмам от торговых партнёров последнего. И вот сейчас он рисковал эти отношения разрушить, поскольку то, чего хотел от него высокородный граб — было, как понимал стаунлафер, благодаря многолетнему знакомству с элитой Заморской Марки — для гильдмайстера неисполнимым, а значит, унизительным. Требовать от свободного состоятельного человека, не обязанного требующему ничем, кроме коммерческой связи с теми, кто его рекомендовал, любой ценой сделать то, что сделать принципиально невозможно — значит этого человека унизить.

И поставить требующего в ложное, сомнительное положение.

Не граба элс Штесшенжея — а именно стаунлафера элс Жерресшерзера. Человека, между прочим, не менее благородного, чем граб, и с не меньшим количеством предков в дворянских книгах.