Рожденная огнем - Карен Мари Монинг Страница 60

– Ага. Хороший предложил бы. И едва ли это можно назвать услугой с твоей стороны. Как по мне, чертовски взаимовыгодное и приятное предложение. Ты хочешь получить от меня то, что ты хочешь, а значит, дашь мне то, чего хочу я. И надеюсь, к тому времени, как все закончится, нас уже начнет тошнить друг от друга, и мы спокойненько разойдемся.

Она прищуривает глаза, и я вижу, что идея ей точно нравится. Черт, она и мне нравится. Чем раньше я от нее избавлюсь, тем быстрее моя жизнь вернется в нормальную колею.

– Откуда ты вообще можешь знать о подобных вещах?

– Милая, когда живешь так долго, как я, без файловой системы – капец. К тому же, – я сверкаю волчьей усмешкой, – мне нужен был надежный способ отслеживать моих цыпочек, милочек и крошек на протяжении тысячелетий. Каждый трах. Он вот тут. До последней детали.

Она странно смотрит на меня, и я думаю: «Ох, черт, Риодан был с ней не так откровенен, как мне казалось». Затем взгляд сменяется недовольством, и дышать мне становится легче.

– Тысячелетий? – смеется она и говорит: – Ага, ну да.

И краснеет.

– И я есть в твоем дворце?

Ага, и в этот момент одна из тех, кого я с удовольствием бы вытащил из мусора.

– Каждый твой оргазм. Запах. Вкус. Звук. Договорились или нет?

– Я попробую, один раз, – соглашается она. – И если решу, что тебе есть чему меня научить, мы продолжим.

О, милая, думаю я, мы определенно продолжим.

***

Начал я с самого простого. Рассказал ей о лондонских кэбби и тестах, которые они проходят, под названием «Знание». Прежде чем овладеть умением, нужно понять, как оно работает.

Как с клитором.

Я тщательно изучал его, подкрепляя теоретическую часть офигительным количеством практических занятий. Он очень похож на член – с крайней плотью, эректильной тканью и даже с маленьким стержнем. Но только гораздо лучше. В нем около восьми тысяч чувствительных нервных окончаний. В пенисе – всего около четырех тысяч. Мало того, клитор может влиять на еще пятнадцать тысяч нервных окончаний, что означает в общей сложности офигенные двадцать три тысячи нервных окончаний, взрывающиеся в оргазме.

Так что нам, мужикам, досталась короткая палка… в смысле спичка.

А еще я знаю, что Мари Бонапарт (весьма сексуально раскованная крошка!) хирургическим путем передвинула клитор ближе к вагине, потому что не могла получить вагинальный оргазм. Еще одна чертова брюнетка, которая слишком много думала и слишком часто зависала с Фрейдом. Я бы мог ей помочь без всяческих операций. Они все равно не сработали, потому что она не учла: три четверти клитора – внутри женского тела, и их не передвинешь.

Добавьте к этому тот факт, что маленький клитор, который мужчинам не достался, имеет свойство расти на протяжении всей жизни женщины.

К моменту наступления менопаузы он в семь раз больше, чем при рождении, и он офигенный – вот почему женщины постарше чертовски горячи в постели!

Я слабо представляю, как бы у меня сорвало крышу, будь у меня член в семь раз больше. Правда, я не уверен, что он в таком случае вообще куда-то мог бы влезть, так что оплакивать этот конкретный момент не буду. К тому же все клиторы разные: одни маленькие, как кнопочки, другие побольше, есть такие, что прячутся, а другие торчат, и каждый из них уникален, как и женщина, к которой он крепится.

– Клиторы? – повторяет Джо, моргая. – Я думала, мы говорим о таксистах.

– Клиторы, таксисты: разные значения – итог один. Слушай внимательно. Ты меня сбиваешь.

– Я ни слова не сказала о клиторах, – говорит она с недовольным видом.

– Ты о них думала.

Она раздраженно фыркает.

– Ну так что насчет теста, «Знания»? Какое он имеет отношение ко мне и каким образом поможет разложить все по полкам в моей голове?

– Я к этому подхожу. Чертова женщина, научись никуда не спешить. Так вот, таксисты в Лондоне учатся годами, запоминая расположение двадцати пяти тысяч улиц, а также двенадцати тысяч ориентиров, чтобы уметь планировать кратчайшее расстояние между любыми двумя точками, включая интересные объекты по пути следования. Тест «Знание» проходят только двое или трое из десяти.

– И?..

– И их правый гиппокамп ^[43] на семь процентов больше, чем у среднестатистического человека. Не потому, что они родились такими, крошка. Нейропластичность.

Она смотрит на меня так, словно внезапно с трудом стала понимать английский. Беззвучно повторяет слово «нейропластичность».

– Откуда ты это знаешь? Как?

– Я довольно долго водил такси. Несколько месяцев.

– В Лондоне?

– А с какого бы хрена я рассказывал тебе о тесте, который не проходил?

– Ты сдавал экзамен? И сдал? Ты водил такси? – Она смотрит на меня, как на пришельца из космоса.

– Знаешь, какие в Лондоне цыпочки? Сколько жен со всего мира летают туда без своих мужей? Посмотри на меня, милая. Я ходящий и говорящий хренов викинг, который любит трах. Я обслуживал аэропорт.

– О господи. Ты был таксистом, который спит с клиентами.

Я подмигиваю.

– Веселые времена.

– Ладно, – мотает она головой. – Хватит с меня клиторов и таксистов. Какое отношение все это имеет к моей проблеме? Ты хочешь сказать, что мне нужно увеличить размер части мозга? И каким образом?

– Как и клитор, мозг может меняться. Правый гиппокамп отвечает за пространственную кодировку…

– Мне действительно очень сложно воспринимать твою внезапную осведомленность в таких вопросах, – говорит она, сузив глаза.

– Детка, я не тупой. Я просто эффективный.

Она откидывается назад на стуле, губы против ее воли медленно растягиваются в улыбку. Внезапно она начинает хохотать.

– Чтоб меня! – Она прекращает смеяться, и мне внезапно перестает нравиться, как она на меня смотрит. Так, словно видит во мне то, что я не хотел бы ей показывать. Никогда не хотел бы показывать ни одной крошке. Я вдруг задумываюсь, насколько разумной была эта сделка.

Но все равно готов выполнять условия. Так что я начинаю рассказывать ей о теории сложного кодирования, о том, как формировать воспоминания и распределять их пространственно, привязывая к месту, для чего предлагаю использовать аббатство, поскольку она с ним знакома. Некоторые ребята считали, что вымышленные места лучше, но если у тебя уже есть здоровенная крепость, в которой ты вырос, зачем делать лишнюю работу? Именно так и звучит мой девиз по жизни.

– То есть ты говоришь, что я мысленно превращаю то, что хочу запомнить, в разные образы и расставляю по определенным местам в моем мысленном аббатстве? Это же куча работы, – отмечает она.