У каждого свой путь в Харад - Анна Р. Хан Страница 60

Перед ними были воткнуты в ряд несколько невысоких, чуть выше стеблей росшей здесь травы самодельных удилищ. Поблескивающие на солнце нити, шедшие от них, течение вывело в совершенные параллельные линии. Спины с перепончатыми плавниками всплывали то тут, то там, нисколько не интересуясь приманкой.

– Очень своевременный вопрос, что тут скажешь. – Рина тихонько потрогала одну леску, проверяя натяжение. Наверное, уже в сотый раз. Ожидание затягивалось, превращая рыбалку из охоты в тягость. – В этом весь ты…

– В смысле? – Шелест слегка повернулся в ее сторону. Он уже давно заметил, что его прямой пристальный взгляд нервирует девушку, и старался в упор смотреть на нее как можно реже.

– В прямом, – буркнула Дарина. – Вот мы сейчас что делаем?

Шелест хмыкнул. Если бы ее взгляд мог проникнуть сквозь тьму, скрывающую его лицо, она бы увидела, что монах улыбается.

– Правильно, – сама за него ответила девушка, – рыбу ловим. При чем тут Латфор? Снова правильно – ни при чем. Я сосредоточена на рыбе, думаю только о том, что никак не могу поймать эту треклятую чешуехвостую дрянь, хотя закинула шесть мормышек, а плещется рыбы у этого берега немыслимо просто сколько… Столько, что еще немного, и я спрыгну отсюда в воду, чтобы хватать их голыми руками. Потому что, если нам чуть-чуть еще повременить, Гыду по второму разу придется ставить на огонь котелок. Ага, первая-то вода уже, наверное, выкипела благополучно. Без рыбы. Но тебя это, вероятно, волнует не особо, вот ты и влезаешь с очередным вопросом, не касающимся дела. Зачем?

Рина подтянула к себе леску, на воде появился след, будто кто-то тронул горячим ножом кусок масла. Девушка вся напряглась, ее внимание полностью поглотила уходящая в толщу струящейся воды тонкая нить. Она потихоньку подтягивала к себе невидимую пока еще добычу.

– Ты сейчас очень похожа на кошку, – заметил монах.

Дарина заворчала, метнув в собеседника злобный взгляд. Шелест меж тем чуть выглянул за край. Его тень, упав на воду, заскользила по волнам.

Леска, подтягиваемая девушкой, вдруг дернулась и вылетела из воды, сверкнув острием крючка. Рыба ушла в глубину, предварительно объев с него наживку. Рина ругнулась с досады и пару раз стукнула по земле затянутой в перчатку рукой.

– Слушай, не высовывайся! – В своей неудаче она, разумеется, винила не себя. – Убери свою дурацкую тень сейчас же! О-о-о… – Она была так зла, что казалось, еще немного, и стукнет его.

– Угораздило же тебя увязаться за мной! – Дарина снова забросила невезучую псевдоудочку, предварительно поплевав от сглаза на судорожно извивающегося червя. – В лагере, что ли, дел не нашлось? Хворост собирал бы…

– Хворост собрал Гыд, – возразил монах.

– Вот-вот, хворост собрал Гыд, Саммар начистил овощей и приволок ароматной травы, Дарина занялась рыбой – вот и ты, Шелест, чем-нибудь полезным бы занялся.

– Чем? Если все полезное, как ты выражаешься, уже сделано?

– Не сделано, как раз еще не сделано. А только делается… Вот помолился бы каким-нибудь рыбьим богам, чтобы их рыбы одурели и прекратили наживку вхолостую жрать. А то ведь нам самим холостой супчик на воде жрать придется.

– Богохульствуешь, – возразил Шелест.

– Ну не без того. Хотя боги-то у нас с тобой разные, так моим, думаю, не обидно, – наигранно согласилась Рина. – И вот, чтобы молился ты вдохновенно и молча… А то привязался: «Что ты знаешь про Латфор?» – передразнила она монаха, подражая его произношению. – Что я знаю… Я точно знаю, что мне совершенно не нравится, как ведет себя их рыба! И ты тоже, со своей тенью… Знаешь, если уж мне не по себе от того, как ты смотришь – я даже спиной твой взгляд чувствую, – то что уж удивляться, что рыба поперепугалась.

– Подсекай, – тихо произнес Шелест.

– Что?

– Ну не знаю, как там у вас говорят, вытаскивай, в общем. Третья удочка, посмотри!

Рина уже сматывала леску, подтягивая к берегу блестящую чешуей рыбу.

– О-о-о! – Это было уже совсем другое «о-о-о», чем произнесенное немного ранее. Восхищенное и радостное. – Вот это другое дело!

Рыба билась на берегу, то зарываясь в траву, то выпрыгивая из нее. Дарина вмиг повеселела.

– Отличный экземплярчик! Килограмма под два, верно. Видишь, как хорошо получается, если делать так, как я говорю, монах? Помолился – и все. – Она подмигнула Шелесту. – Могу поклясться, сейчас попрет.

Им не то чтобы поперло, но тем не менее улов был вполне приличным. Когда они через час возвращались обратно к лагерю, у Рины на пруте, пропущенном через влажные красные жабры, болтались четыре рыбины. Девушка выпотрошила их еще у реки, промыв в проточной воде, очистила от серебристой липкой чешуи.

– Что-то долго, – проворчал Саммар.

– Да неужели? В следующий раз Шелеста займите чем-нибудь, он мне всю рыбу распугал. Видимо, заботился о ее безопасности.

– У нас картошка переварилась, – мрачно перебил ее Гыд. – Теперь не уха, а каша получится.

– Картофельная каша с рыбой – тоже неплохо, – примирительно произнес монах. И добавил: – После двух дней перехода даже очень хорошо. Горячая еда. А у меня еще есть лепешки.

– Пятый день пути, а латфорский хлеб у тебя, как погляжу, не переводится. – Дарина заглянула в котел через плечо Гыда. – С чего бы?

– Просто это единственное, что мне по-настоящему нравится из их кухни.

Не слушая его ответ, девушка уже тянула носом воздух. – Пахнет здорово! Эх, Гыд, не тем ты занимаешься, пристроился бы на кухне в каком-нибудь замке, в тепле и сытости, стал бы знатным поваром…

– Поговори еще, – буркнул Гыд, стыдящийся своего таланта.

Приготовление пищи не входило, по его мнению, в список приличествующих воину достоинств. Но что поделать, если кроме него в этой компании никто ничего не пытался сделать хоть сколько-нибудь вкусным. Для Саммара и Дарины единственной приправой, к пополнению запасов которой они относились всерьез, была соль, все остальное считалось излишеством или баловством. Он же вырос в Хараде, где количество специй и смесей из них огромно. Самый тонкий и привередливый гурман был бы в восторге. И зачастую в походах по равнине Гыд страдал, оставшись без разнообразия вкусов.

А монах продолжал оправдываться:

– Во дворце, когда вам вручили торбу с едой, мне дали стопку лепешек. Я не счел возможным отказаться.

– М-да? – Гыд отвлекся от помешивания ухи и перевел взгляд на Шелеста. – Я думал, что монахи вообще ничего не едят.

– Да ну тебя, – устало отмахнулась Рина. – Как же ничего не едят? А огромные монастырские угодья им тогда для чего?

– Ну не знаю… – Гыд слегка смутился и извиняющимся тоном, глядя на монаха, произнес: – Просто я еще ни разу не видел, чтобы ты ел.

Саммар тем временем устраивал место для ночлега. Он обрубил несколько нижних веток у молодых елей и уложил их одну за другой на землю, сверху расстелил одеяло – получилось ложе, на котором холод от земли чувствовался значительно меньше. Он завернулся в плащ и сел к огню.